— Поезд сейчас отойдет! — орали бог весть почему некоторые, бросаясь сквозь окна и двери в затемненные купе.
— Поезд останется на перроне! Укрывайтесь в подвалах! — кричали другие. — Тут нет бомбоубежищ.
Выпрыгнув из вагона, они помчались словно наперегонки.
— Нет, уж лучше погибнуть здесь, — простонал старик, вцепившись костлявыми пальцами в холодный столб погасшего фонаря.
— Нет, уж лучше в погребок «У зеленого рынка», — прохрипел, задыхаясь, какой-то отец, увлекая за собой своих трех сынишек. Он немного знал этот город.
— О господи, если бы только ты не был на фронте! Куда же я денусь с детьми? — Молодая женщина прижала к груди серый шерстяной платок, из которого несся неумолчный писк. — Клаус, да где же ты? Клаус, не зевай! Держись крепче за мое пальто!
Всех жгла нестерпимая мысль об опасности. На всех лежал отсвет приближающегося жертвоприношения. Надменные вестники богов метали искусственные молнии из разверзшихся небес.
Только человек в поношенном солдатском мундире продолжал молча пробиваться вперед. Он насилу продрался сквозь клубок взбесившихся пассажиров, пробежал несколько последних метров и очутился возле паровоза. Похлопав рукой по горячей стали, словно желая внушить доверие чужому коню, он вскочил в будку машиниста, проверил реверс, попробовал дать пар.
Поезд дернулся и остановился. Все в порядке. Можно ехать. Он попробовал еще раз. Пассажиры, стоявшие на подножках, закачались, словно картонные фигурки, и, стараясь сохранить равновесие, ухватились за поручни. Это послужило сигналом. Все, даже самые трусливые и нерешительные, поняли, что они спасены. Перестав метаться, они бросились в первые попавшиеся вагоны. Человек на паровозе высунулся из своей будки. Очевидно, он в последний раз искал начальника вокзала, дежурного, контролера — все равно кого, только бы доложить о своем намерении. Но их на станции не было. Никто из тех, кто каждый день, рискуя собственной жизнью, выполнял свой тяжелый служебный долг, не появился сейчас на перроне…
Я стоял молча, наблюдая за происходящим. И вдруг больше не выдержал. При мысли о том, что произойдет, если человек на паровозе не уедет, на меня напал безумный страх. Эту беззащитную кучку народа выжгут, словно гнездо насекомых. Да и я тоже не хотел умереть здесь. Я поспешно бросился вперед.
— Живо, приятель, уезжай! — крикнул я, подняв голову к будке и стараясь перекричать пыхтение паровоза. — Уезжай из этого ада! Уезжай сейчас же!
