Гроздь рябиновых ягод | страница 47



По утрам под окнами сигналил легковой автомобиль. Ида, свежая и нарядная, выпархивала из квартиры, и прохожие, глядя на беззаботную дамочку, садящуюся в авто, и подумать не могли, какая непростая юность была у этой бабочки.

А вечерами Дуся прислушивалась к звукам на лестнице, ожидая знакомый перестук каблучков. Раз в неделю к Иде приходил гость, и тогда Дуся тактично уходила погулять, или слушала радио в своей комнате. Так было долгие годы.

Глава 17. Детский дом

Фрося объявилась на следующий день, заглянула в Настин закуток, как ни в чём не бывало.

– С возвращеньицем! Живая? Вот и ладно. Девочки, собирайтесь. Быстренько, быстренько, дядя Вася уже ждёт.

Настя встала перед ней, уперев сжатые кулаки в бока. В душе поднималась волна гнева. Она уже никого и ничего не боялась.

– Куда это «собирайтесь»? Дети должны ходить в школу! Ты зачем отправила их побираться на рынок?!

Лицо Фроси вмиг изменилось, губы сжались в ниточку, злые буравчики глаз уставились на Настю.

– Ах ты…, ишь, как заговорила! А кто должен был кормить твой выводок, пока ты неизвестно где пропадала? Скажи спасибо, что на улицу не выкинули!

– Ты знала, где я «пропадала», тебе из больницы сообщили. Ты что моим детям наплела, что я их бросила? Как ты посмела?! Я для чего тебе полгода каждый день половину заработка отдавала? Ты же говорила, что на эти деньги вы кормите тех, кто заболел, не смог заработать. Возвращай мои деньги, и мы уйдем из вашей чертовой коммуны!

Настя наступала, готовая вцепиться в волосы обманщицы. На шум скандала начали собираться любопытные. Фрося оглянулась в поиске поддержки на столпившихся в коридорчике обитателей барака, натолкнулась на колючие взгляды, увидела сжатые кулаки, и спасовала, сменила тон, забормотала примирительно:

– Ладно, ладно…, раскипятилась…, я понимаю, ты сейчас не в себе. Можешь недельку отдохнуть, набраться сил, прокормим. Кто сейчас тебя такую на работу возьмет? А девочки…, что ж, в школу, так в школу…, тебе их кормить.

Она быстренько пробралась сквозь молчаливую толпу, что-то на ходу сказала Макарычу и исчезла, хлопнув дверью барака.


Настя устало брела по весенней улице, не замечая солнечных бликов от промытых окон, весело купающихся в лужицах воробьев, лёгких облачков, беззаботно плывущих в высоком небе. Вот уже третий час она ходила по знакомым домам, и везде её ждал отказ, хозяева нашли новых поденщиц. От голода сосало под ложечкой, но карман был пуст. Вспомнились слова мужа: «Ничего, я у тебя вон какой здоровый, от всех невзгод укрою. Ты, главное, прислонись ко мне поближе, птаха моя».