– Ничего, милая, к утру отлежишься, – и неловко погладил её по голове.
Утром Настя поднялась с трудом, сильно болела и кружилась голова, во рту пересохло. Однако деваться было некуда, надо было идти, искать работу на сегодня.
Настя брела вдоль улицы по подтаявшему снегу в центр поселка, к тем домам, где обычно находилась для неё работа. «Авось, разойдусь на свежем воздухе», – надеялась она. Но идти становилось всё труднее, ноги разъезжались по грязной жиже. Перед глазами плыли заборы, деревья. Последнее, что она видела – морда собаки, обнюхивающей её лицо.
Глава 16. Весна тридцать четвёртого
Белое пространство. Лампочка на шнуре. Высокое окно. На окне решетка. Стены, выкрашенные зеленой краской. Настя подняла невесомую руку, дотронулась до стены, почувствовала её холод. Мир ощущений, звуков постепенно возвращался к ней. Рука была покрыта мелкими язвочками. Повернула голову. Рядом стояли кровати, между ними, как тени, двигались серые фигуры.
– Пить, – попросила Настя и сама себя едва услышала. Однако одна из женщин оглянулась, подошла и склонилась над ней.
– Очнулась, болезная? Ну, вот и хорошо, и слава богу. На-ко, попей водички, – живительная влага смочила пересохшие, потрескавшиеся губы.
– Где я? Что со мной?
– В больнице, бабонька, в инфекционке, сыпняк у тебя. Говорят, в посёлке, на улице подобрали в беспамятстве. Кто такая, чья будешь – никто не знает. Ничо, тута врачи хорошие, вылечат. Вона сколько нас таких здеся. Щас, доктора позову, погоди маленько.
Ласково журчащий голос словно утонул в вате, широкоскулое лицо заволокло туманом, потолок снова превратился в бескрайнее белое пространство, вытеснившее весь мир, Настя вновь впала в горячечное беспамятство.
Очнулась она ночью. На соседней кровати кто-то тихонько стонал и звал: «Гриша, Гришенька…». В зарешёченное окно смотрел равнодушный месяц, тоненький, словно остриженный ноготок младенца. Настя вслушалась в плачущий голос. Подумала: „Сыночка, видимо, зовёт…“ И тут же обдала горячая волна: " Дети! Что с ними?!». С трудом поднялась, держась за спинки кроватей, побрела к застеклённой двери. Дверь оказалась запертой. Сквозь стекло она видела стол с настольной лампой в коридоре, спящую за ним медсестру. Настя птицей билась в дверь, пока не разбудила дежурную. Проснулись и заворчали остальные обитательницы палаты.
– Выпустите меня отсюда, выпустите! У меня дети одни остались!
На шум пришла врач, высокая костистая женщина с выбившимися из-под белого колпака седыми прядками. Строго прикрикнула на Настю:
