Со двора раздался шум, залаял Гусар, заскрипели ворота.
– Кажись, тятенька вернулся, – и Настя вспугнутой птицей выпорхнула из бани.
Ей удалось незамеченной шмыгнуть в дом, пока отец распрягал Гнедко. Но Павел Яковлевич услыхал, как Геша скрипнул дверью баньки. Оглянувшись, заметил цепочку следов на свежем снегу до бани и обратно, а возле бани увидел оброненную ветку рябины на притоптанном снегу. В дом вошел хмурый, глянул на зардевшуюся дочку, на остатки снега на чунях, все понял, но промолчал.
Двумя днями позже поехал Павел Яковлевич в соседнее село к Крестьяниновым, долго разговаривали с Егором, с Терентием, выпили пол-литровую бутыль самогону и разошлись по-хорошему. Сундук с приданым так и остался у Крестьяниновых, зато увез Павел Яковлевич бумагу с печатями о разводе.
На обратном пути повстречался ему на околице села Георгий. Тот с гармошкой на плече шел на бабьи посиделки.
– Эй, гармонист, погодь-ка!
Георгий остановился, поджидая, пока отец Насти слезет с передка телеги и, путаясь в полах расстегнутого тулупа, подойдет к нему.
– Что, баб идешь ублажать? – кивнул Павел Яковлевич на гармонь.
– А чего? Всё лучше, чем на печи лежать. Мукой рассчитаться обещали, а она в хозяйстве лишней не будет.
– Ишь ты. Легко тебе хлебушек достается. На гармошке играть – это тебе не землю пахать.
– Да я и пахать могу, когда время настаёт, а зимой кто пашет-то? А хотите, вместо меня на посиделки сходите? Я гармошку одолжу, ваша мука будет, – усмехнулся Георгий.
– Ну, ты нахал!
Павел Яковлевич потоптался, почесал окладистую бороду, сделал еще шаг в сторону Георгия. Тот на всякий случай оглянулся, плетень был рядом.
– А скажи—ко мне вот что, тока честно, что, Настя моя… девка али баба?
– Ну-у… была девка, а теперь уж баба.
– Ах ты, шкодник! – вскипел Павел Яковлевич, замахнулся кнутом на парня, но тот в мгновение ока перемахнул через плетень и остановился на безопасном расстоянии. Отец Насти, хоть и был еще мужиком крепким, но выпитая самогонка и длинный, тяжелый тулуп делали его неповоротливым, а корячиться через плетень на глазах у шустрого парня не хотелось. Поэтому он только погрозил ему кнутом:
– Ещё раз на своем дворе замечу, башку оторву! Обоим!
Дома Павел Яковлевич, никому ничего не сказав, спрятал бумагу с печатями за образа. Решил не торопить события, авось чего и переменится. Но в ближайшее же воскресение соседка принесла весть, что Егор посватался к Акулине, и дело у них сладилось. Новость быстро облетела село. Тут уж пришлось отцу сказать Насте о бумаге. Еще засветло Улечка, добрая душа, отпросившись погулять с подружками, побежала в Халевинцы к Георгию, а там уже кипели страсти.
