В августе Нина засобиралась домой. Зимянин, прочитав её заявление, глянул хмуро.
– Чего это ты надумала уезжать? Что тебе здесь не работается?
– Скоро учебный год начинается, хочу восстановиться в институте.
– Так мы к октябрю университет открываем, выбирай факультет. Я поспособствую, чтобы зачислили, и учись здесь, на вечернем.
– Михаил Васильевич, у меня в Уфе мама и сестра, я им обещала вернуться, когда закончится война.
Первый секретарь задумчиво посмотрел в окно, вздохнул.
– Мама…. Ну что ж, мама – дело святое, поезжай, раз обещала.
И, подписав заявление, протянул бумагу Нине:
– Ступай к Аглае, она оформит проездные документы. Дела сдашь Федотову.
И проворчал вполголоса вслед девушке:
– Надо было замуж тебя здесь выдать…, да с женихами нынче напряжёнка.
Через неделю Нина уже шагала по знакомым улицам Уфы. Зябкий августовский вечер тихо выползал из тёмных подворотен и садов. Под ноги стелились первые опавшие листья. Это было немного странно после нагретых солнцем каменных улиц Минска. Она улыбнулась, вспомнив присказку хозяйки дома, у которой они снимали комнату в Уфе: «У нас на Урале июнь ещё не лето, а август уже не лето».
Вот и улица Пархоменко. Ничего здесь не изменилось за прошедший год: тот же покосившийся столбик у соседских ворот, так же гуси пьют воду из лужицы у колонки. Изменилась только сама Нина – детство, юность остались позади, столько пережито, столько преодолено, столько переосмыслено за эти месяцы. Ей было странно, словно вот она, взрослая, вернулась назад, в свою прежнюю жизнь, в свою юность.
Знакомые окна светились мягким приветливым светом. Нина поставила на землю чемоданчик, с облегчением сняла с плеча лямку тяжёлого вещмешка с прощальными подарками друзей: «почти новой» кацавейкой от пани Богуславы, томиком стихов с вложенной фотографией от Валентины, самодельным чернильным прибором из стрелянных гильз от Николаева и берестяной шкатулкой с вложенным в неё кружевным воротничком от Натальи.
Ступив на завалинку и отодвинув край накрахмаленной занавески, Нина заглянула в окно. Лиля в белой батистовой комбинации и папильотках старательно разглаживала утюгом оборку на платье. Мама, стоя у печки-буржуйки, что-то помешивала в кастрюльке. Нина бросила в сестру подвернувшийся под руку маленький камешек и тихонько присвистнула. Лиля оглянулась и ахнула: «Нинка! Мама, Ниночка наша вернулась!».
Глава 33. Опустевшее гнездо
Майский дождь застал Настю врасплох. Только что светило солнце, но вдруг налетевший порыв ветра взметнул юбку, а из набежавшей тучки, как из лейки, брызнули струйки воды. Настя успела вымокнуть, пока добежала до ближайшего крыльца. Тёплый дождик закончился так же внезапно, как и начался. И вновь засияло солнце, задрожало искорками в дождевых капельках, подмигнуло Насте из лужицы, словно стараясь разогнать печаль.
