Я его заинтересовал, это могу сказать точно. Но потом он что-то замечает краем глаза и говорит, что у него встреча с какими-то людьми и он свяжется со мной попозже. И потом, вжух, и улетает, как пробка из бутылки. Я за ним. На минуту его потерял — какая-то грудастая телка (грудастая, потому что полная, но это нормально) хочет со мной опрокинуть стопку, а я и не возражаю против хорошей-то выпивки. Мы пьем текилу с лаймом и солью, пока вокруг грохочет техно: бум, бум, бум; в такт подмигивают красные рождественские огоньки, хотя стоит середина лета и… да ладно. Короче, она фотографирует нас на свой мобильный. Все хорошо проводят время и на минуту я вообще забываю, зачем туда пришел.
А потом я вижу, как Джимми спускается по лестнице с металлическим чемоданчиком.
Ага. С этим самым металлическим чемоданчиком.
Я отступаю и следую за ним — он прошел через кухню и зашел в гараж на две машины. Я следом нырнул за Range Rover и тут, бум, включился свет.
— Черт, мужик, — слышу, как говорит Джимми. — Мои глаза, как ярко.
Оттуда где я сидел, я видел только ноги. Три пары ног. Высокие кеды Джимми. Пара потертых черных мокасин. И белые кроссовки на маленьких, коротких ножках.
Все молчат, поэтому тишину заполняет Джимми.
— Круто, вы просто меня удивили и всё. Эй, что такое? Я получил ваше сообщение, притащил чемодан. Не понимаю в чем проблема, если только вы не хотите отозвать товар… — он смеется, такое нервное хи-хи-хи. — Так в чем дело? Я готов идти, если вы…
А потом говорит та женщина. У такой неё монотонный голос.
Она говорит:
— Я слышала, ты завел новых друзей, Джеймс.
И это странно, потому что я не слышал, чтобы кто-то называл Джимми Джеймсом. Даже его родители. Я всегда думал, что Джимми — это имя в его свидетельстве о рождении.
Джимми выталкивает из себя что-то вроде:
— Ага, ребята, я… я очень дружелюбный чувак, все знают Джимми. — Но он понимает, что-то здесь не так. Мне его не видно, но мне кажется, он просто истекает потом.
— Даже полиция, — говорит женщина. И это не вопрос. Это обвинение.
— Нет, — говорит Джимми, но как-то не очень убедительно.
— О, да, — говорит парень, у него акцент Бронкса или Бруклина. — Джимми, ты разговаривал с ними. Так удобненько устроился рядом с копом.
— С копом? — переспрашивает Джимми. Он реально не понимает.
И это были его последние слова. Самые стремные последние слова во всем мире. Тот, на ком были белые кроссовки, быстро перемещается Джимми за спину, и я слышу, что он начинает задыхаться, а ноги парня танцуют джигу на цементном полу. А меня, черт побери, одолевает страх. Хочу закричать, убежать, обоссаться и проблеваться, но сижу тихо. Челюсть у меня отвисла, а руки, словно онемели.
