— Видишь, я сдержал свое обещание, — сказал Иешуа.
Он велел Шимону привязать лодку и позвал нашу семью позавтракать с ними на берегу, как это обычно принято у рыбаков. Кажется, именно в то утро Иешуа стал называть Шимона Камнем, наверное, потому, что тот сидел как каменный и не проронил ни слова. Скорее всего он думал о том, как неприлично он выглядит в компании трех незамужних женщин. Тогда мы тоже на все смотрели именно так. Но Иешуа заставил нас всех измениться. Даже Шимон стал думать иначе, хотя он был таков, что хоть гром небесный разразись, он никогда не оставит того, что запало ему в голову.
Вскоре после той нашей встречи Иешуа стал проповедовать в Капер Науме. Поначалу народу собиралось совсем немного. Из Мигдаля приходила наша семья, чаще всего мы с отцом — женихи моих сестер вскоре воспротивились их приходам. Я позвала Рибку, и она стала приходить, хотя отец ее был категорически против. Были также Шимон и его брат Андреас, а также несколько знакомых Шимона, среди них — Якоб бэр Забди со своим братом Иоананом. Мы собирались на берегу, или в доме у Шимона, или у нас и обсуждали то, что слышали от Иешуа. Иешуа всегда просил нас задавать вопросы и даже возражать ему. Надо ли говорить, что всех это очень удивляло, и в первую очередь женщин, так как нас всегда учили помалкивать, и уж тем более не спорить. Мы очень часто терялись, как относиться к тому, о чем он нам говорил. То, что он говорил нам, противоречило тому, что мы привыкли слышать в молельных домах и от наших старейшин. Меня в семье воспитывали как еврейку, но я никогда не спрашивала, а что значит быть еврейкой или что значит то или иное понятие, о котором говорится в нашем учении. Я даже представить себе не могла, что можно не только спросить, но и обсудить это и потом еще уяснить себе все то, о чем мы говорили.
То, что Иешуа постоянно находился в обществе женщин, навлекло на него гнев очень многих людей и даже в нашем кругу вызывало непонимание и раздоры. Нередко случалось так, что кто-нибудь из молодых людей, услышав Иешуа, решал присоединиться к нам, но, обнаружив среди приверженцев Иешуа меня или Рибку, буквально обращался в бегство. Даже наш Шимон, особенно поначалу, каждую секунду готов был сбежать: он едва сдерживал себя, чтобы не вскочить и не броситься вон. Все это понимали, и иногда наши встречи оказывались полностью расстроенными. Но Иешуа хотя и выслушивал внимательно все возражения, однако, не думал сдаваться. Когда ему говорили, что женщины не могут полностью понять всю сложность учения, Иешуа отвечал, что, значит, женщинам надо излагать его более доходчиво. Если кто-то утверждал, что женщина погрязла в пороке, то он отвечал, что более погряз в пороке тот, кто проявляет к нему такой интерес. Словом, все наветы мужчин были отвергнуты и все грубые выпады были оставлены без внимания. Однако несмотря на это, мужчины продолжали возражать против нашего присутствия и даже считали доводы Иешуа, защищавшего нас, лукавством.
