Весть о решении Пилата пришла, когда стемнело, и большинство из нас решили переночевать на площади, а утром отправиться в обратный путь. Несмотря на победу, люди глядели угрюмо — сказывалась накопившаяся усталость. Оказалось, что для народа бОльшим испытанием было не несчастье, а избавление от него. Ликования не было, все не сговариваясь решили, что вздохнут спокойно, только когда увидят собственными глазами, что штандарты более не развеваются над храмами. Я был уверен, что Пилат сдержит слово, он не рискнул бы снова разжечь конфликт, подобный тому, который едва-едва затих. Я решил, что присоединюсь ко всем, но отправлюсь потом в Иерусалим. Я не собирался смотреть на спуск имперских знамен. Затеряться в толпе, не привлекая особого внимания к своей персоне, — вот что входило в мои планы. Меня беспокоило то, что я давно не имел никаких вестей о своей группе. А то, что никто из сообщников не встретился мне среди собравшихся на площади, начинало всерьез тревожить меня.
Но на обратном пути все же я увидел двоих молодых людей, которых сразу узнал. Их звали Роага и Иекуб. Держали они себя несколько странно: я обратил внимание, что они избегают встречаться со мною глазами. Приложив некоторые усилия, я добился от них разъяснений. Оказывается, в отношении меня возникли некоторые подозрения, особенно подозрительным казалось мое долгое отсутствие в Иерусалиме. Эта новость привела меня в ярость. Я посоветовал им расспросить обо мне в Суре.
Они были совсем еще зелеными юнцами. Тот, что казался постарше, Роага, заявил мне:
— Про Сур мы знаем только то, что вы сбежали оттуда ночью, не оставив даже записки.
Это было ложью.
Роага и Иекуб были из «нового поколения», мне трудно было понять их. Они мало чем отличались от зелотов — такая же косность во взглядах и грубость в манерах. Со мной они держались пренебрежительно, так как в их глазах я был иностранцем, и значит, человеком испорченным.
Я объяснил им, что как раз собирался в Иерусалим, но было бы неосмотрительно не дождаться подходящего момента для безопасного возвращения. Нельзя рисковать и навлекать подозрения на связанных с тобой людей, тем более когда репрессии развязывались по любому ничтожному поводу.
— В таком случае зачем вы вообще туда идете? — сказал очередную глупость Роага.
У меня возникло желание ударить его. Мы продолжали разговаривать, стоя посередине дороги; Иекуб, догадавшись о моем гневе, предпринял неуклюжую попытку разрядить обстановку:
