Наши встречи и беседы также значительно изменились. Теперь Иуда полностью завладевал вниманием Иешуа. Какой бы темы мы ни касались, он тут же спешил высказать свое мнение, втягивая Иешуа в спор, что совершенно не оставляло места для других. Иуда не без гордости говорил о том, что учился при храме в Иерусалиме. Мы верили, так как он очень хорошо разбирался в Писании и удачно его цитировал, чтобы подтвердить свою правоту. Иной раз даже Иешуа удивлялся его знаниям и отмечал, что тот знает даже больше, чем он. Но в Иуде при этом не чувствовалось ни набожности, ни благоговения, а лишь ловкость и изворотливость. Он был словно грек-казуист, сегодня доказывающий положение, которое завтра опровергнет в угоду другому. Я слышала, что таким приемам учат теперь при храмах, чтобы проповедники могли убедительнее подтвердить или оспорить все что угодно. Их учили отстаивать удобную истину, удобную для чьих-то карманов. Но я не переставала удивляться тому, что Иешуа ничего не видит.
Другая моя печаль была связана с младшим братом Шимона Андреасом. Совсем маленьким мальчиком он чуть не утонул в озере, после чего рассудок его помутился. Но при всем том он рос тихим и безобидным и, конечно, гораздо более остальных страдал от человеческой злобы и подлости. Иуда очень быстро все понял и тут же извлек из этого выгоду для себя. Он частенько угощал Андреаса то миндалем, то финиками, чтобы заполучить его расположение и потом сделать из него своего раба. Андреас носил Иуде еду с нашего стола, когда тот не был приглашен к нашей совместной трапезе. Если ночью было холодно, Иуда посылал его принести одеяло. Для меня все было ясным: Иуда подчинил Андреаса себе, может быть, даже околдовал, и юноше грозит опасность. Но почему же Иешуа так слеп? А ведь раньше, до того как Иуда появился у нас, Иешуа почитал Андреаса чуть ли не за своего сына или младшего брата. Тем удивительнее было то, что явное Иудино вероломство, казалось, даже умиляло его. Он несколько раз замечал, что такая привязанность чистого сердцем Андреаса говорит лишь об одном — о доброте Иуды.
Я решила наконец, что если остальные не могут заступиться за несчастного Андреаса, то мне самой надо набраться смелости и поговорить с Иешуа. Но сделать это было теперь не просто, так как с некоторых пор Иуда везде сопровождал его. Я отважилась на отчаянный шаг, придя к Иешуа как-то утром и попросив его пойти со мной к озеру.
Когда мы шли к берегу, мне казалось, что Иешуа за что-то сердится на меня. Но он вдруг сказал:
