Немного погодя Шимон пригласил нас присоединиться к трапезе Иешуа на берегу озера. Незнакомец также отправился с нами, тут только я поняла, что он и не собирался уходить. Тем не менее, я думаю, он догадывался, что был замечен возвращающимся со стороны римского гарнизона. Однако, не проявив ни капли смущения, он уверенно занял место среди наших. Манера, с которой он держал себя, показалась мне несколько нагловатой. Я заметила, что он не молился вместе со всеми, хотя изо всех сил старался показать, что он белая кость. Разговор, конечно, зашел об Иоанане, но многих стесняло присутствие чужака, и они не решались высказаться свободно.
Яков осторожно спросил, не стоит ли нам обратиться в Рим с жалобой на Ирода.
— Разве вы еще не поняли, что именно Рим виноват в гибели Иоанана? — воскликнул Иуда.
Тут все на миг почувствовали себя обвиненными в государственной измене.
Никто ничего не сказал в ответ, и Иуда стал дальше провоцировать нас, называя пособниками Рима. На что Тадейос возразил:
— Не в наших правилах ссориться с кем-либо, это не наш путь.
К нашему удивлению, Иешуа стал на сторону Иуды:
— Ни с кем не ссориться — не значит ли это никого не защищать? Разве Иоанан ни с кем не ссорился? Он и погиб из-за этого. Значит, у нас с Иоананом тоже разные пути?
Мы не знали, что на это ответить. Потом Иешуа попросил оставить его, и только Шимону и Иуде разрешено было остаться с ним. Мы несколько растерялись, и тут же вся наша компания оказалась в доме Якоба и Иоанана.
— Скорее всего он шпион, — сказала я.
Но, похоже, мне не поверили.
— Учитель позвал его так же, как и всех нас. Не наше дело спрашивать почему, — сказал Якоб.
— Но учитель как раз-таки просит нас спрашивать его.
— Только не об этом, а о его проповедях. И только для того, чтобы мы поняли наши ошибки.
На следующий день стало известно, что Иешуа предложил Иуде стать одним из двенадцати. Не знаю, что больше поразило меня: решение ли Иешуа, или то, что никто ни слова не сказал против Иуды. И это тогда, когда мы едва только пережили смерть Иоанана. Почему все готовы принять Иуду? Почему все так слепы? Уж не в колдовстве ли тут дело? Казалось, что всех вдруг кто-то взял и подменил, настолько странно мы вели себя. Мужчины теперь обращались к Иешуа, называя его исключительно «учитель», в чем, в общем-то, не было ничего странного или предосудительного. Странно было то, что они это делали напоказ, перед Иудой. Как будто бы их очень заботило то впечатление, которое они произведут. Я пыталась поговорить обо всем, что с нами происходит, с остальными, делясь своими опасениями в отношении Иуды, но от меня все только отмахивались.
