— Бетдино надоело играть в кошки-мышки. Сейчас он вместе со своими советниками сидит в приемном зале императора, ожидая аудиенции, и судя по парадной одежде, будет требовать немедленной свадьбы.
— Что? — пошатнулась Онгильена и начала стремительно бледнеть.
— Гили! — ринулась к ней я, обхватила за задрожавшие плечи. — Подожди, не волнуйся, мы что-нибудь придумаем.
— В крайнем случае украдем, — мрачно буркнул Танрод. — Но я хотел предупредить — постарайтесь не спорить и не злить его, ваше высочество. Иначе он потребует, чтобы свадьба была в крепости Бетдино, и охранять попросит цитадель магов, есть у него такое право. Вот тогда я ничем не смогу помочь. А если будете послушной, вам дадут несколько дней на сборы и разрешат пригласить несколько гостей. Герцоги Дельгаро и Дирзо с женами должны быть первыми в этом списке.
Послышался тихий звон, и Онгильена, белея, достала из своей золотой почтовой шкатулки послание. С первого взгляда были видны украшающие его вензеля и совершенно неуместные печати, и я поняла, что Танрод не зря так спешил. Значит, больше ничего сделать уже не мог.
— Его величество приказывает мне явиться в кабинет, — обреченно уронила руки Гили. — Сейчас сюда прибудет свита и отряд гвардейцев.
— Вот зелье, выпейте, — сунул ей в руку бокал лорд дознаватель. — А вот амулет, наденьте на шею и не снимайте ни на миг. Даже в купальне. Всё, мы уходим, не забудьте — нужно вести себя с достоинством, но не спорить.
— Держись, Гили, — поцеловала я ее и стряхнула повисшую на светлых ресницах слезинку. — И помни, мы с Луизьеной думаем, как тебе помочь.
Над дверью позвонил крохотный серебряный колокольчик, возвещая о появлении послов императора. Муж тотчас подхватил меня под руку, увлек в сторону:
— Пора.
Через миг я оглядывала незнакомую гостиную, по знакомому сочетанию ароматов лимона и мяты догадываясь, куда принес нас магический путь.
— Вели!.. — уже бежала от окна непривычно рыжеволосая дама, и сердце знакомо согрели забота и сочувствие, горевшие в голубых глазах.
— Тетушка!.. — ринулась я навстречу, но сильные руки мужа не отпустили, обвили стальным объятием, притиснули к крепкой груди.
— Родная… — В глухом рыке этого простого слова было столько нежности и боли, что я растерялась и даже испугалась, попыталась развернуться, но сумела лишь повернуть голову.
К моему виску тотчас прижались горячие губы, и Танрод, глубоко, как зверь, втянул ноздрями воздух, словно запоминая меня или признавая своей.
