— Правильно… в Торжок надо ехать. Он как раз нам по пути в Париж, а за наградами в Петербург нам еще рано, — насмешливо согласился Селифан.
— Уймись! — простонал Порфирий Петрович. — Виноват, влюбился. Что тут поделаешь?
— Было бы в кого влюбиться?! — презрительно сплюнул Селифан.
Минуло столько лет, а он себя все еще представлял за дядьку, приставленного к Порфирию Петровичу — малому неразумному. Но что удивительно! Порфирий Петрович почти всегда соглашался с этим. Но тут был особый случай — и капитан в отставке вышел, так сказать, из себя и заорал на Селифана:
— Ты бранись, но знай меру!
— Молчу, — поспешно ответил Селифан: понял, что перегнул палку, — и целый час они ехали в полном молчании.
— Я вот о чем думаю, Порфирий Петрович, — наконец заговорил примиряющим тоном Селифан. — Куда они лошадей дели? Ведь это целый табун! Шутка ли, семьдесят пять голов. Их в стогу сена как иголку не спрячешь! Кормить их, к тому же, тем же сеном надо. А, Порфирий Петрович?
— И овсом! — не сразу отозвался Порфирий Петрович и продолжил: — Расспросить в Торжке надо будет: не продавал ли кто недавно лошадей… или сена с овсом не покупал ли кто много?
— И в полку нашем надо расспросить.
— Почему в полку? — удивился Порфирий Петрович.
— Потому, — наставительно ответил Селифан, — что полк наш под Торжком стоит.
— С чего ты взял, что он под Торжком стоит?
— Давеча, когда через Торжок проезжали, я знакомого фейерверкера Дубова встретил. Он и рассказал.
— Так что же ты раньше не сказал, ирод?
— Хотел, да забыл. Да и некогда нам было. Думал, на обратном пути вам сказать. И сказал.
— Ну, Селифан! Ну!.. — только и смог выговорить Порфирий Петрович. — Ты у меня когда-нибудь получишь, Фигаро!
— Порфирий Петрович, гляньте-ка вправо! — остановил поток его брани Селифан. — Не ровен час, разбойники. Вон как на нас скачут!
Вдоль дороги шло поле, и по нему, наперерез их тройке, скакало три всадника.
— Эй, родимые, — стеганул кнутом лошадей Селифан, — не выдайте! — И тройка понеслась.
Прибавили и всадники.
— Пистолеты под сундучком, — напомнил Селифан Порфирию Петровичу, где хранились пистолеты, но капитан и без напоминания уже достал два пистолета — и неотрывно смотрел на всадников, готовый в любую минуту выстрелить. То, что это были разбойники, он не сомневался. И намерения у них были самые серьезные. Их лица, укрытые по самые глаза треугольниками черных платков, были в том же самом сосредоточенном ожидании того момента, когда можно будет выстрелить из разбойницких мушкетов.
