И прошёл он таким маршем кусок превесьма изрядный. Вот-вот надлежало уже и Арконе вдалеке показаться… А тут слышит ходок наш спешащий, что кто-то позади его скачет. Обернулся Буривой, пригляделся зорко — да ёж же твою в корень! — а это, оказывается, боярин Борзан едет со своей кодлой! Отряд с ним был ратников, человек эдак с двенадцать, все, несмотря на жару изрядную, облачены были в кольчуги и в латы, и вооружены, что называется, до самых зубов.
Это они, гады, боялися, видимо, своего народа. Да и какого там своего — не было ничего своего и родного у этого сброда.
Убежать Буривою было уже поздно. Да и не стал бы он никуда убегать — не тот у него был нрав да характер. А эти негодяи уже тут как тут нарисовалися. Догнали они его и в кольцо плотное взяли.
— Опа-на! — воскликнул удивлённо Борзан, — Да никак это наш дурак! Уже оклемался? Вот так-так! И чудесные же дела…
И он в зловещей ухмылке рожу себе оскалил.
— Послушай, боярин, — обратился к нему один из ратников, тот самый, который Буривоя хлыстом яро хлестал, — а ведь он по приметам на того малого смахивает, коего мы на прошлой неделе везде искали. Ну, на самозванца того опасного…
— Ага, точно, — согласно покачал башкою Борзан, — И как я сам об этом не догадался? Эй, ты, дурак — как звать-то тебя? Отвечай!
Для пущей строгости он ткнул Буривоя в плечо копьём. «Да, — подумал тот с сожалением, — видать, и впрямь я попал… Что ж делать-то, а?.»
И тут ему свистулька Богумирова вспомнилась внезапно.
— Как меня зовут, я сам ведаю, — ответил он боярину дерзко, — Тебе о том знать покамест будет рано…
— Это почему же рано? — усмехнулся Борзан, превосходством своим над босым пешеходом упиваясь, — Для меня ничего не рано и ничего не поздно, а всё только лишь в самый раз. Ха! А ну, молодцы — свяжите этому наглецу руки да привяжите его к седла луке. Пускай до города пробежится, как заяц, а там мы ужо найдём способ, как язык ему развязать!
— Рано радуешься, Борзайка-дурак! — воскликнул тогда Бурша в негодовании, — Это не я у тебя побегаю, а ты сам у меня сейчас зайцем станешь!
Сунул он свистульку себе в рот, да и засвистал в неё презвонко. И до того громким и пронзительным был у неё звук, что даже кони от неожиданности всхрапнули и в страхе прочь отпрянули.
Сначала-то вроде ничего не произошло. Пара пчёлок с полей, зудя пронзительно, мимо лишь пролетели. А потом и началось, да такое, что посмотреть на это было любо-дорого! Примчалась вдруг молниеносно пчела одна возмущённая да — бац! — прямо Борзану в глаз она и жиганула!
