Но это больше не будет моей проблемой, не так ли?
— Ванесса! — заорал откуда-то сверху знакомый голос.
— Да? — крикнула я в ответ, выходя из приложения на планшете и задаваясь вопросом, слышал ли он мой разговор с Тревором или нет. В смысле, это он сказал мне сначала позвонить ему, разве не так?
— Ты постирала белье? — прокричал Эйден, кажется, из своей спальни.
Я стирала его простыни по понедельникам, средам и пятницам, и так каждую неделю с тех пор, как меня наняли. Для кого-то, кто работает почти каждый день и для кого пот стал сродни дыханию, он с особой религиозностью относится к своим ультрачистым простыням. С самого начала я узнала, как важно, чтобы его чертовы простыни были чистыми, и с тех пор ни разу не пропускала стирку. Никогда.
— Да.
— Сегодня?
— Да, — какого черта он спрашивает? Я всегда... а-а-а. Я всегда оставляла на подушке его любимые мятно-шоколадно-перечные печеньки — потому что это веселило меня — и сегодня я ничего там не оставила. Они закончились в магазине. Полагаю, я не могу винить его за сомнения, но могу обвинить себя в том, что разбаловала его. Он никогда не говорил о моем маленьком подарке и не говорил перестать класть их, так что я и не думала, что его это волнует. Теперь я знаю.
Эйден ответил не сразу, и я уже представила, как он неуверенно бормочет что-то про себя, прежде чем понюхать простыни, чтобы убедиться, что я говорю правду. Когда ответа не последовало, полагаю, он убедился, что я не лгала. Но потом он снова закричал:
— Ты вытащила мою одежду из сушилки?
— Да. Она уже в твоем шкафу, — я не дернулась, не закатила глаза и ответила даже не раздраженным тоном. Иногда у меня был самоконтроль самурая. Самурая, который хочет стать ронином. (Примеч. Ронин — деклассированный самурай феодального периода Японии (1185—1868), потерявший покровительство своего сюзерена, либо не сумевший уберечь своего господина от смерти.)
Я едва успела убрать планшет в сумку, прежде чем снова раздался его голос.
— Где оранжевые бегунки?
В этот раз я не могла не закатить глаза. Работа с ним напоминала мне себя, когда я была ребенком и просила маму помочь мне найти что-то после того, как сама я искала это всего пять секунд. Они были там, где он их оставил.
— В твоей ванной.
Я слышала шаги наверху. Зак еще не вернулся из Далласа, так что это Здоровяк искал свои кроссовки, или, когда в силу вступали его канадские словечки, бегунки. Я редко прикасалась к его обуви, только если это необходимо. Не то чтобы его ноги воняли, — странно, но это не так — но они становились потными, то есть, очень потными. Последние два месяца он так упорно тренировался, что количество пота достигло небывалых объемов. Мои пальцы пытались никогда с ними не соприкасаться, если этого можно было избежать.
