— Человека образованного надурить труднее, — говорили они.
В самом же меньшинстве оставались те, кто полагал затею вдовы «дурью да блажью».
— Ни к чему моим оболтусам учеба, — резко высказался Хаврон, обремененный семью отпрысками. — Пусть лучше матери помогают. Кому им письма писать? Рыбам морским аль русалкам?
Слова его были встречены одобрительным смехом. Впрочем, как то было принято в Бухте-за-Скалами, решающее слово оставалось за старостой.
— Я полагаю так, — произнес он, откашлявшись и разгладив усы, — что умение читать никому еще не навредило. Да и счет знать надобно, иначе не то, что заезжий купец — корчмарь обдурит. С осени в наших краях дождить начинает, работы в огородах не остается. Так пусть лучше ребятня науку постигает, нежели дурью мается да пакости от безделья придумывает.
На том и порешили.
Сузи обучала ребятишек нехитрым наукам: счету да письму, немного рассказывала о географии и истории. И если против первых трех предметов некоторые ученики недовольно роптали, мол, лучше бы в прятки поиграли или в лес сходили, то история неожиданно увлекла всех. В рассказах Сузи оживали древние короли и князья, давно погибшие славные воины и прекрасные девы. Будто своими глазами видели слушатели кровавые битвы и страшные землетрясения, уничтожавшие целые города, жуткие моровые хвори, косившие графства, не щадя никого, и величественные турниры, роскошные пиры и веселые гуляния.
Меня матушка тоже научила читать и писать, когда я была еще совсем мала. В одном из крепких кованых сундуков хранились в нашем доме привезенные из города книги, купленные в те далекие времена, когда Сузи еще не встретила Барта. Мне она выдавала их по одной и по прочтению требовала не просто пересказать, но рассказать, какие мысли возникали у меня во время чтения, кто из героев мне особенно полюбился и почему. Читать я любила — интересно было представлять иную жизнь, вовсе не похожую на наше размеренное существование в Бухте-за-Скалами. Героини книг будто бы жили в ином мире: они не пасли и не доили коз, не пропалывали грядки, не собирали летом с приятелями в лесу малину и ежевику, а осенью — грибы. И я иной раз вздыхала, думая о том, что, возможно, именно для такой вот книжной жизни и была рождена. Мечты о том, как я найду своего отца, нет-нет да возвращались ко мне, но с годами я все меньше верила в их осуществление. И никогда не рассказывала о них друзьям, опасаясь, что те поднимут меня на смех.
