— Так-то ты следуешь наставлению раввина, — стал совестить его друг. Значит, ты не положил горох в ботинки, как он наставлял?
— Ты неправ, — с улыбкой ответствовал ему товарищ. — Просто я предварительно сварил горох.
* * *
Отец семейства приходит к раввину со слезами на глазах.
— Ребе, — сквозь слезы говорит он, — скажи мне, что мне делать. Это что-то ужасное: мой сын хочет жениться на шиксе (шиксе — нееврейка примеч. перев.)!
Раввин отвечает:
— И только? Мне бы твои проблемы. Вот мой сын не только хочет жениться на нееврейке, но и принять христианство! А на меня, на первого человека в общине, смотрят ведь как на пример. Вот и поступай как знаешь!
Наступило молчание. Потом прихожанин спрашивает:
— Ребе, вот к тебе все приходят со своими проблемами. А тебе к кому же обращаться?
— К кому же еще, как не к Богу?
— И что он тебе сказал по этому поводу?
— Он сказал: «Твой сын? А ты посмотри на моего».
* * *
Раввин Бронштейн отличался таким поразительным красноречием, что мог по желанию довести своих слушателей до смеха или до слез. Однажды его пригласили выступить на похоронах очень богатого человека. Раввин встал на возвышение и начал свою пылкую речь.
Вначале он не пожалел слов, чтобы отметить благотворительную деятельность усопшего, вспомнил о его щедрых подношения синагоге, беднякам, студентам из малообеспеченных семей, его взносы в пользу больниц и домов для престарелых, затем подчеркнул замечательные личные качества усопшего и сказал, что безвременный уход человека столь редких достоинств — огромная трагедия для всех и невосполнимая утрата.
Однако все это не растрогало его слушателей. Никто не прослезился, даже не шмыгнул носом, включая и членов семейства покойного. Раввин Бронштейн понял, что потерпел провал.
По дороге домой один из его друзей обратился к нему:
— Толпа была так холодна. И, хотя речь твоя была замечательной, она не выжала из них ни слезинки. В чем дело, не пойму?
Раввин вздохнул.
— Мое дело — повернуть кран. И я не виноват, что в нем нет воды.
* * *
— Ребе, — спрашивает раввина председатель прихода, — почему вы, человек Господа, то и дело говорите о деловой жизни, в то время как меня, человека из делового мира, как только я выхожу за стены конторы, тянет поговорить о чем-то духовном?
— О, — отвечает раввин, — это давняя привычка у людей — рассуждать о вещах, в которых они меньше всего смыслят.
