В свою очередь заметив неожиданную опасность, гитлеровцы среагировали с похвальной быстротой: танки парами разошлись в стороны, выстраиваясь для фронтальной атаки, по шоссе продолжил движение только один, вероятно командирский, бронетранспортеры спешили пехоту и двинулись позади, прикрывая бегущих солдат огнем курсовых пулеметов. Все, пора…
– Бронебойным заряжай! – скомандовал младлей, приникая к прицелу. Сбоку сочно клацнул затвор, запирая в каморе унитар. – Коля, как выстрелю, сдашь назад, затем вправо и по газам. Маневрируй, в скорости мы их сильно превосходим. По команде «короткая» останавливаешься, после выстрела снова газуешь. Все, воюем, мужики.
Наведя прицельную марку на идущий первым танк (хорошо, если он и вправду окажется командирским), грузно переваливающийся на неровностях почвы, Серышев, едва не против воли задержав дыхание и до боли закусив губу – все же впервые не на полигоне по фанерным щитам стреляет, а по реальному врагу! – выстрелил.
Бум!
Танк легонько тряхнуло, выскочила из казенника курящаяся сизым дымком гильза, в ноздри ударил тухлый запах сгоревшего кордита. БТ-7 М, свирепо рыкнув пятисотсильным дизелем, буквально отпрыгнул назад. Младшего лейтенанта мотнуло в сторону, но он все же успел заметить, как подсвеченный донным трассером снаряд, в считаные мгновения преодолев триста разделяющих противников метров, уткнулся точнехонько по центру бронированного лба. «Тридцать пятый» дернулся, сбрасывая и без того невысокую скорость, пока не застыл без движения. Массивный колпак верхнего люка откинулся, из башни показался танкист в черном комбинезоне. Однако выбраться наружу он уже не успел: изнутри выметнулся столб почти бесцветного пламени, башня подскочила на погоне, но не слетела. Ударная волна вышвырнула из люка изломанную фигурку, кучей дымящегося тряпья упавшую в десятке метров. В следующую секунду танк загорелся уже по-настоящему, окутавшись жирным черным дымом вспыхнувшего бензина из развороченных взрывом баков.
Лейтенанту хотелось заорать во весь голос от радости. А как иначе? Ведь попал! С первого выстрела сжег гада! Но опытным командирам, к которым он себя, пусть и с некоторой натяжкой, все же причислял, вести себя подобным образом, понятное дело, никак не положено. И потому Василий лишь шумно выдохнул сквозь плотно сжатые губы и хриплым от волнения голосом отдал команду механику-водителю. Во рту было солоно – от волнения он ухитрился прокусить нижнюю губу, но Серышев этого не замечал, всецело поглощенный боем…
