— Капитан Форт пришел, Нолли. Угости его кофе. А мне надо отлучиться.
Отец ушел. Ноэль смотрела на гостя, отхлебывающего кофе. Капитан был на фронте и вернулся живым, вот только слегка прихрамывает. Форт сказал с улыбкой:
— О чем вы думали после того, как мы виделись с вами?
— Я все время думаю только о войне.
— Есть какие-нибудь новости от него?
Ноэль нахмурилась.
— Да. Он теперь на передовой. Не хотите ли сигарету?
— Спасибо. А вы закурите?
— Да, непременно. Мне кажется, что сидеть тихо и ждать — ужаснее всего на свете.
— Еще ужаснее — знать, что другие тебя ждут. Когда я был на фронте, меня страшно мучили мысли о матери. Она все время болела. Самое жестокое в войне — это беспокойство друг о друге — ни с чем нельзя сравнить!
Эта фраза словно подытожила то, о чем постоянно думала Ноэль. Он утешал ее, этот человек с длинными ногами и худым, загорелым, шишковатым лицом.
— Я хотела бы быть мужчиной, — сказала она. — Мне кажется, больше всего страдают во время войны женщины. Ваша мать старая? «Ну, конечно же, старая, ведь и сам он не молод», — подумала она.
— Она умерла в прошлое рождество.
— О, простите!
— А вы потеряли мать еще в детстве, не правда ли?
— Да. Вот ее портрет.
В углу комнаты на куске черного бархата висел исполненный пастелью, в очень бледных тонах, да и выцветший уже, портрет молодой женщины со страстным и нежным лицом и темными глазами; она сидела, слегка подавшись вперед, словно о чем-то спрашивая художника. Форт подошел к портрету.
— Вы нисколько не похожи на нее, но она, наверно, была прелестной женщиной.
— Она как будто живет в этой комнате. Мне хотелось бы быть похожей на нее.
— Нет, — сказал Форт, вернувшись к столу. — Нет. Лучше оставайтесь такой, какая вы есть. Это бы только нарушило цельность вашего облика.
— Она была хорошая.
— А вы?
— О нет! Иногда в меня вселяется бес.
— В вас? Да вы же прямо принцесса из сказки!
— Беса я унаследовала от отца; только он этого не знает, потому что он — настоящий святой. Но я-то знаю, что в нем когда-то сидел бес. Иначе отец не мог бы быть святым.
— Гм! — пробормотал Ферт. — Что-то очень сложно! Но одно, я думаю, верно: в каждом святом действительно когда-то сидел бес.
— Бес бедного папочки уже давно умер. Или он морил его голодом, и тот удрал.
— А вашему бесу есть еще чем поживиться?
Ноэль почувствовала, как вспыхнули ее щеки под его взглядом, и отвернулась к окну.
— Нет. Но это настоящий бес.
И вдруг перед нею живо предстало темное Аббатство и луна, повисшая над полуразрушенной стеной, и белая сова, плывущая над ними. И, словно в пространство, она прошептала:
