Я вышел и бросился бегом по тропе к бухте.
Зэхери стоял, опершись о калитку изгороди, он пришел на час раньше назначенного срока; на нем был его обычный старый синий костюм и фуражка с кожаным козырьком, как и в тот день, когда я увидел его впервые. Он ничего не знал о случившемся. Но я убежден, что с первых же слов он понял все, хотя не мог примириться с этим. Он все время повторял:
— Не может быть. Через несколько дней она будет здорова, — она растянула связки! Как вы думаете, морское путешествие… У нее хватит сил, чтобы отправиться сейчас же?
Больно было смотреть на него, предчувствие боролось в его душе с надеждой. Лоб его покрылся испариной. Когда мы поднимались по тропе, он повернулся и указал на море. Там стоял его тендер.
— Я мог бы взять ее на борт хоть сейчас. Нельзя? Что же с ней такое? Позвоночник? О господи! Доктора… Иногда они делают чудеса!
Нельзя было без жалости смотреть, как он пытается закрыть глаза на правду.
— Это невозможно, она ведь так молода! Мы идем слишком медленно.
Я сказал ему, что она умирает.
На мгновение мне показалось, что он хочет убежать. Потом он тряхнул головой и бросился к дому. У лестницы он схватил меня за плечо.
— Это неправда! — вымолвил он. — Теперь ей будет лучше, раз я здесь. Я остаюсь. Пусть все пропадает. Я остаюсь.
— Настал миг, когда вы можете доказать ей свою любовь, — сказал я. Возьмите себя в руки, дружище!
Он вздрогнул.
— Да!
Вот все, что он ответил.
Мы вошли в ее комнату. Казалось невероятным, что она умирает; щеки ее ярко горели, губы трепетали и чуть припухли, словно от недавних поцелуев, глаза блестели, волосы были такие темные и вьющиеся, лицо такое юное…
Через полчаса я подкрался к открытой двери ее комнаты. Она лежала неподвижная и бледная, как простыня. В ногах кровати стоял Джон Форд; рядом, склонившись к самым подушкам и положив голову на сжатые кулаки, сидел Зэхери. Было очень тихо. Листья больше не шелестели за окном. Когда кризис уже наступил, как мало человек чувствует — ни страха, ни сожаления, ни скорби, лишь сознание, что игра окончена, и острое желание поскорее уйти!
Вдруг Зэхери вскочил, пробежал мимо, не видя меня, и ринулся вниз по лестнице.
Через несколько часов я вышел на тропу, ведущую к бухте. Было совершенно темно; трепетный огонек «Волшебницы» все еще оставался на месте и казался не более светлячка. Потом впереди я услышал рыдания — плакал мужчина; ничего страшнее мне не приходилось слышать. В каких-нибудь десяти шагах от меня из-под холма поднялся Зэхери Пирс.
