Накануне вызвали несколько евреев-инженеров с группой помощников и под предлогом проектировки колодцев заставили вырыть в лесу за городом несколько широких котлованов. По окончании работы там же их всех и расстреляли.
К этим ямам и свезли евреев. Велели бросить рядом узелки, всякие пожитки, снять верхнюю одежду. Полуголых партиями расставили на краю рва и расстреляли из автоматов. Сначала больных, стариков, потом женщин и детей, мужчин последними. Убитые падали в котлован метра два глубиной, раненых добивали прикладами, докалывали штыками.
Бойня продолжалась целый день в нескольких местах. Несчастные, пока до них доходила очередь, становились сначала свидетелями смерти близких. Когда рвы наполнились трупами, сваленными один на другой слоями, их из «гигиенических соображений» засыпали негашеной известью, оставшимся еще в живых евреям приказано было ямы закопать. Маленьких детей бросали в ямы живьем и так и закапывали. Среди мужчин были такие, что пытались оказать палачам сопротивление, кидались на палачей, хватали их за горло и увлекали вместе с собой в свои чудовищные братские могилы.
Исполнителями были везде литовские «партизаны-добровольцы». Немцы, полиция и военные, наблюдали и руководили. Если у литовцев сдавали нервы и воля, тогда в дело вступал алкоголь. Немецкая кинохроника тут как тут, все снимали на пленку, причем так, что в кадре оставались только литовские исполнители, а немецкие руководители — за кадром. После войны немцы старались представить дело так, будто они здесь вообще ни при чем, будто это «литовский народ сам в праведном гневе поднялся на еврейских паразитов» и устроил бойню.
Расстреливали среди бела дня, на глазах у тысяч литовцев. Литовское духовенство, высокопоставленные чиновники и офицеры пытались вмешаться и прекратить злодейство, особо активным это стоило жизни. Чернь алкала крови и ни перед чем уже не останавливалась. Молоденьких евреек, прежде чем убить, злодеи тащили в кусты, чтобы обесчестить, надругаться. Один такой убийца впоследствии свихнулся: ему стали мерещиться его жертвы — как они молча раздеваются, снимают обувь, выстраиваются рядом одна подле другой, какие они чистые, невинные. В конце концов, преступник не вынес своих видений и покончил с собой.
Когда до Каунаса донеслись первые вести, никто не хотел верить. Позже я встретила немало свидетелей, все они рассказывали об одном и том же: экзекуции повсюду были схожи и кончались полным уничтожением еврейского населения в городе. Лишь в четырех городах жизнь евреям отчасти спасли гетто, хотя организованы были совсем не для этого: это были Вильнюс, Каунас, Шяуляй и Семелишкес
