— Меня зовут Форс.
— Очень рада. — улыбнулась девушка. — Меня зовут Гаппа.
Ницер начал брать в руки и рассматривать её рисунки. Их на столе девушки скопилась уже целая пачка. Вероятно, чернила и бумага лежали где-то под изрисованными листами, раскиданными по столу.
— А ты тоже скоро станешь стражником? — спросила Гаппа.
— Да, я учусь в академии, надеюсь, скоро стану. — ответил Форс.
— Ну и зря. — улыбнулась девушка. — Ничего интересного в их жизни нет. Только и умеют, что мучить людей в своих пыточных камерах.
— Да были бы люди... — проговорил Ницер. — А то ведь одержимые. Да ещё, к тому же, не признаются в этом!
— Я не одержимая. — скромно сказала девушка. И тут же грубо кинула Ницеру: — В отличие от тебя, старый дурак. Скоро совсем загнёшься!
— Ах так! — спокойно проговорил Ницер, посмотрев на девушку. Повернув голову, он обратился к Клефу: — Я могу считать это оскорблением?
— Можешь, Ницер. — ответил тот.
Между тем Форс, рассматривающий рисунки, заметил, что большинство из них это абстрактные изображения природы и каких-то существ, а некоторые — весьма странные, на них изображены черепа, кости, умершие люди. Они тоже были прекрасны, но их красота была в то же время и пугающей.
— Почему ты рисуешь такие картины? — указал Форс на одну из них. — Ведь ты могла бы прекрасно рисовать природу, у тебя это так здорово получается!
— Понимаешь, Форс, это моя суть, — сказала девушка, — я просто выражаю себя на этих картинах.
Гаппа начала указывать на картины пальцем и комментировать их:
— Вот тут я весела. Вот это я грущу. Вот здесь я добрая. А здесь, — взяла она в руки тёмный рисунок с черепом, — здесь я зла. У меня есть разные рисунки, где я в депрессии, где я готова всех убить, где я плачу...
— В общем, художница была бы замечательная. — прервал Ницер. — Если б не поддерживала наших врагов.
— Я не верю, что она заражена. — сказал Форс, рассматривая её рисунки. — Одержимые себя так не ведут.
— Ха, ну и попробуй докажи это им. — засмеялась девушка. — Уже полмесяца меня здесь держат. А я домой хочу. К родителям!
— Да что ты говоришь, красота ты наша. А ничего что ты стольким стражам подселила духов?
Девушка засмеялась, но при этом видно было, что она разочарована и едва не плачет.
— Вы все заражены. Я только открыла вам глаза на это.
— Смеёшься? Смейся, смейся. — Ницер взял в руки рисунок, который только что рисовала девушка. Он был уже почти нарисован, осталось дорисовать совсем немного. Ницер развернулся к Форсу и, показав рисунок, спросил: — Красиво, правда?
