Руины Херсона (он же Корсунь, он же Херсонес) покрывают мыс на краю города. Летом семьи приходят сюда купаться, гуськом спускаясь между высокими византийскими колоннами и огибая соты раскопанных зданий, чтобы добраться до низких скал, галечного пляжа, прозрачного зеленого моря. При его жизни Херсон – сперва греческую колонию, а затем крупнейший торговый город Византийской империи на Черном море – периодически разрушали язычники, нападавшие из степи (татаро-монголы в конце концов уничтожили город в конце XIII века). После его смерти место, на котором он стоял, было опустошено в результате строительства крепости, бомбардировок и прежде всего деятельности первых русских археологов, перепахавших нижние слои почвы в поисках “доказательства” крещения Киевской Руси князем Владимиром в 991 году.
Над этим местом возвышается гигантская базилика, возведенная в 1891 году в ознаменование тысячелетия крещения Руси и восстановленная украинским правительством как национальная святыня. Сейчас считается, что церковь стоит не на том месте, и паломников направляют к развалинам маленького византийского баптистерия в нескольких сотнях ярдов от нее. В его стенах находится глубокое круглое углубление или высохший бассейн с крестом, высеченным на дне. Возможно, здесь и настал тот самый торжественный момент, когда несдержанный тиран превратился в святого и на тысячу лет приковал воображение русских к Черному морю и Константинополю.
Русский государственный национализм всегда грезил о партеногенезе. Он всегда тяготел к мифу об обособленном происхождении, согласно которому русский народ развил свой собственный гений, подобно тому, как огромное семя, следуя предопределению, выпускает свой собственный ствол, листья и плоды. Варяжская версия, подчеркивающая тот исторический факт, что первое русско-славянское государство было основано вокруг Киева на Днепре варягами – захватчиками и поселенцами, – была в немилости у просветителей-славянофилов при последних царях и у сталинских цензоров. “Византийская” версия, рассматривавшая древнерусскую культуру и государственность как иностранное заимствование, пришедшее вместе с православием из Константинополя, тоже переживала тяжелые времена при тех же бюрократах, которые составляли “патриотическую” или “прогрессивную” повестку и решали, какой ученый должен быть отстранен от работы за неблагонадежные взгляды.
При Сталине миф о партеногенезе (или автохтонности) был доведен до крайности, граничившей с безумием. Из советской археологии было вычищено само понятие миграции. Культурные изменения, утверждали новые партийные бюрократы от археологии, происходили путем внутреннего развития оседлых сообществ, а вовсе не в результате появления новых популяций с востока или с запада. Словосочетание “Великое переселение народов” (
