Правда, доброжелательный. И врет много.
В первый день Верочка еще не знала, что Алехин врет много, а сам Алехин считал, что вранье — не повод для ссор, это ерунда, чепуха, раз плюнуть. Но увидев, как Верочка начинает поджимать губки, Алехин решил: раз так, он с враньем завяжет. Теперь точно завяжет! Верочка еще ни слова не произнесла, а Алехин решил: завяжет он теперь с враньем.
И действительно.
У него домик маленький деревянный на снос, зато в самом центре города, рядом с драматическим театром. И садик при нем в три дерева. Без малого семь лет обещают Алехину двухкомнатную квартиру в центре, посносили уже всех соседей, а до его домика никак руки не доходят. Алехин при первом свидании издали показал Верочке домик. Вот, дескать. По-настоящему перспективный. Двухкомнатная квартира светит. А Верочка пожала круглым плечиком: «Ой, Алехин, так я же на твой домик смотрю каждый день!»
Оказалось, Верочка живет в новой девятиэтажке напротив.
Понятно, Алехин смутился. Маленький домик хоть и стоял под боком у драматического театра, но стоял на пустыре, рядом с новостройкой, а значит, был открыт для обозрения, и Верочка каждый день могла видеть, как Алехин наведывается в туалет. А туалет вроде скворешни. Даже отверстие вырезано в дверце, как сердечко.
Алехин, понятно, не удержался.
Сказал:
— Пошли ко мне, Верочка. Посидим, поговорим, музыку послушаем. У меня дома кофе есть. Маулийский.
На самом деле он не знал, существует ли такой сорт, но прозвучало красиво. Верочка даже покраснела, услышав про маулийский кофе, и отказалась. Да и как идти, если деревянный домик Алехина с такими неслыханно простыми удобствами открыт глазам всех Верочкиных соседей?
Но если честно, Алехин Верочке почти не врал.
— Вот, — начал он, — зовут меня Алехин. Пусть трудно мне, пусть нехорошо говорить такое, но тебя сказать обязан…
Верочка затаила дыхание.
— Трудно такое говорить вслух, но я скажу… Понимаешь, необычная у меня профессия…
От напряжения Верочка рот открыла. И тогда Алехин брякнул:
— Агент я!
А Верочка, дура, сама, именно сама, красивой своей нежной ладошкой закрыла Алехину рот. Не надо, дескать, ни слова не говори больше! Я все понимаю! Ты, наверное, давал подписку о неразглашении. Я заметила, ты держишься не так, как все. Я видела, как свободно ты входил к начальнику телефонной связи. С моим шефом, Алехин, так свободно, как ты, никто никогда не разговаривал.
Короче, не дала Алехину говорить.
А потом обиделась: почему врал?
