— Это политика. Могло быть и хуже!
— Да понимаю, я… Людей жалко.
— Брось, Виктор Дмитриевич! — Министр махнул сухонькой ладошкой. — На нашем уровне мы работаем с кадрами, а не людьми. Никто у них генеральских пенсий не отнимет, да и льготы останутся… Устал я! Еще вопросы есть?
— С «Периметром» что будем делать? — глядя в сторону, спросил главком. — Только развернули систему, такой козырь получили, и все под нож?!
— Не спеши, Виктор Дмитриевич! Работа эта поэтапная, рассчитана на пять-семь лет. Притчу про Ходжу Насреддина помнишь? «За десять лет или я умру, или ишак, или шах». Так и здесь. Ликвидацию «Периметра» оттянем, поставим в план на поздний срок… А там — мало ли как все обернется. Может, вопрос сам собой рассосется, или ситуация изменится, или вообще этот договор расторгнут! Так что не дрейфь, мы еще повоюем. В крайнем случае, момент подойдет — к Самому пойдем, придумаем что-нибудь… Не у одного тебя душа за державу болит!
Москва. Академия РВСН
Помещение гулко звенело ложками и приглушенными разговорами. Пахло здесь обычным советским общепитом: подгоревшей кашей, не отмывающимся до конца посудным жиром, едкими дезинфекционными средствами. Только военная форма курсантов, длинные — на отделение столы да шныряющие по залу дневальные в белых халатах поверх рабочих комбинезонов отличали столовую Академии РВСН от тысяч других точек питания, разбросанных от Саратова и до Камчатки. Как и во всех столовых, процесс приема пищи сопровождался обычной болтовней или обсуждением волнующих народ проблем.
— Говорят, на следующий год набор сократят, — озабоченно бурчал слева Огурцов. — Да и нас на госэкзаменах «резать» будут, чтобы на вольнонаемные должности распределить. Ну, типа инженеров…
— Васька, вечно ты паникуешь! — урезонивал товарища Сизов. — Объявили же в приказе: за счет сокращения вакантных должностей и офицеров, достигших пенсионного возраста… Бобрыкин же под землю не полезет — у него живот в люк не пройдет…
— Ему уже никуда лезть не надо, будет из кабинета руководить!
Балаганский не выспался, да и настроение у него было, мягко говоря, не очень хорошим. Он без аппетита поковырялся в надоевшей перловке, размазал по горбушке белого хлеба «шайбу» масла, посыпал сахаром и, откусив приличный кусок, запил сладким чаем. Сонливость постепенно стала проходить.
— Небось, в увольнительной, домашними пирожками отъедался? — проницательно предположил Мишка Дыгай, сидевший напротив.
