Наконец я увидел нечто под названием «Шустрая крыска». Она работала от батареек, и в спине у нее не было ключика, который был мне нужен для максимального комического эффекта. Однако делать было нечего — пришлось обойтись «Шустрой крыской».
Я купил большую коробку, обтянутую золотистой бумагой, набил ее ватой, положил в середину свою крыску-мышку, перевязал коробку серебристой ленточкой и в пятницу, в конце ужина, сделал подарок Лили.
Пока мы шли от метро до ее квартиры в Ноттинг-Хилл, мы пустили мышку по тротуару, и она преследовала нас всю дорогу.
Войдя в квартиру, мы уселись на диван и процеловались всю первую сторону альбома Дэвида Боуи «Фром стейшн ту стейшн».
(Так родилась одна из наших привычек. В те первые дни мы подолгу целовались и улыбались друг другу прямо-таки в эпических масштабах. Мы могли часами сидеть и просто смотреть друг на друга в состоянии полного блаженства, а затем наши рты расплывались в улыбке, и мы начинали смеяться, и спрашивать друг друга: Ты чего смеешься? — заранее зная ответ: мы были вместе, любили друг друга и наслаждались этим.)
В тот день еще до нашего ужина Лили по телефону «послала» своего бойфренда. Он был адвокатом и дарил ей только цветы и духи.
Мы лежали в постели и смеялись над ним, придумывая ему различные смешные профессии. Поставщик серой краски для королевского ВМФ. Автор шуток Джона Мейджора.
Но на самом деле мне не стоило тогда смеяться. Особенно если бы я видел все в истинном свете.
Как выяснилось впоследствии, с точки зрения киноиндустрии я сам был не более пригоден для найма, чем мастер по ремонту заводных мышей.
Костер не очень хорошо разгорался, но все же горел. Я бросил обратно все, что сначала хотел сохранить.
Я всегда ненавидел подобные жесты в других. В кино я всегда сжимаюсь от отвращения, когда на экране сжигают что-то старое и связанное с историей любви. Или когда у глупого чудовища отнимают куклу, и оно плачет. Такие моменты я терпеть не могу.
На мой взгляд, смерть Корделии — ничто по сравнению с трагедией ослика Иа, оплакивающего лопнувший шарик.
Костер не вызвал у меня слез, хотя я так долго смотрел в огонь сквозь черный дым от горящего пластика, что защипало глаза.
Я наблюдал, как полароидные снимки покрываются пузырями, чернеют и сворачиваются. Я наблюдал, как темно-синий прозрачный пластик черенков ножей, вилок и ложек плавится в языках пламени. Я наблюдал, как синтетический мех заводной мышки превращается в густой черный дым и обнажаются ее дешевые алюминиевые внутренности.
