Сейсмический пояс | страница 9
Уселись. Маленькая победа может и большому человеку принести радость.
— Вы радуетесь, как ребенок, — сказала Таня.—Даже нахмурились от удовольствия.
— Заметили? Это я старался скрыть от вас, что доволен. Шли бы, Танюша, в режиссеры. Приметливая.
— Приметливым надо быть и врачу. Нет, я не приметливая. Как раз очень многое не замечаю.
— Это потому, что у вас слишком распахнуты глаза.
— Красиво сказано. У меня есть друг один. Он бы многое отдал, чтобы изобрести такую фразу.
— Пустой, должно быть, малый?
— Вы не обижайтесь, я и не думала подшучивать. Действительно красиво сказалось. Просто мы с мамой всегда боялись красивых слов. А парень как парень. Философ.
— То есть?
— Ну, самый настоящий. Преподает даже философию в университете.
— Умный, должно быть, до чертиков?
— Не сказала бы. Наверное, ему не надо было становиться философом. Как мне учительницей. Каждый рожден для чего-то своего. Вот вы — вы режиссер.
— А я порой сомневаюсь.
— Это и хорошо, что сомневаетесь. Часто?
— Все чаще*
Скользя, плывя и сияя, подходила к их столику директриса, самолично неся в золотых руках канцелярский графин с пивом и тарелочку с порцией сыра.
— Так?! То?!
О, ей тоже сродни был артистизм!
— То самое! — просиял Лосев. — Хотите ко мне в ассистенты режиссера?
Женщина-медленно улыбнулась, взглянула на Лосева как на ровню себе.
— Ну зачем же?
В этих медленно вышедших из ярких губ словах прозвучало превосходство.
— Ваша правда, вы уже не ассистент, — построжал Лосев. — Пожалуй, мы коллеги. Или и тут я заношусь?
Женщина не ответила. Глядела на него и улыбалась. Вдруг, как фокусник, щелкнула пальцами, и из-за ее спины выскользнула совсем юная жрица еще пока в дешевеньких украшениях, но зато с роскошными яствами на подносе.
Графин с пивом и тарелка с сыром — это была дань прошлому, а икра, а замысловатый башенный салат, а помидоры, обложенные призмами из льда, а еще там что-то и что-то и, наконец, бутылка шампанского, и тоже в ледяных торосах, — это была дань настоящему.
— Прекрасно, прекрасно, — сказал Лосев, глядя, как его прошлое и его настоящее устанавливаются на столе руками директрисы. — А все-таки в вас погиб режиссер.
— Надо же кому-то и людей питать, — сказала дама. — Ну-ну, репетируйте.
Она поплыла от стола, ее помощница упорхнула.
— А что мы репетируем, Андрей Андреевич? — спросила Таня.
— Пустое! Это она сболтнула для светскости. — Лосев вдруг помрачнел. — Или, может быть, я сболтнул, когда заказывал пиво и сыр. Как объяснить такой каприз? Мол, для нужд кино — и все всё делают.