Оська лицом почернел.
— Все сроки уходят. Без хлебушка останемся.
Мужики повалили в храм к батюшке Никодиму. Заказали молебен. Батюшка со всем церковным причтем[23], пошел кадить поле, но кадило вскоре замокло, дым иссяк, а батюшка, весь промокший до нитки, всё молил и молил Господа ниспослать погожие дни.
А на другой день и впрямь проглянуло солнышко. Довольные мужики, собрав батюшке «гостинчик», кинулись на свои пашни. Но земля-матушка промозглая, и сохи и лошадки вязнут. Надо бы денька три хорошего солнышка, но и без того сроки уходят. С Егория-то уж две седмицы миновало. Тужились мужики, рвали лошаденок и костерили барина:
— Сам-то в вёдро[24] отсеялся, а мы — в самую разгрязь. Дьявол кривой!
Оська налегал на соху, задыхался и, обессилено, падал на колени.
— Лошадь веди, — пожалела муженька Сусанна. — А я за соху встану.
Но Оська замотал кудлатой головой.
— Сам как-нибудь… С роздыхом.
Оська стыдился мужиков: и без того насмешничают.
— С твоим роздыхом нам и седмицы[25] не хватит.
Сусанна решительно бралась за соху, а понурый Оська тянул за узду Буланку.
Мужики поглядывали на бабу-оратая[26] и одобрительно говаривали:
— Клад Оське достался. Никакому заправскому мужику не уступит.
— И как токмо за такого недосилка замуж пошла? Ни рожи, ни кожи.
Никто не ведал причину диковинного замужества Сусанны. А та всегда жалела Оську — за не остывающую любовь и мягкий нрав. Понять ли мужикам неизведанное бабье сердце?
Ванятка всё приглядывался к работе матери, а затем, когда сели ненадолго кусок перехватить, вдруг неожиданно молвил:
— Дозволь мне, матушка, за сохой походить.
— Да ты что, Ванятка? По такой-то земле?
— Дале взлобок идет. Там земля посуше. Дозволь!
Сусанна придирчиво (словно в первый раз) оглядела сына. Рослый, крепенький, давно уже во многих делах помощник, но за сохой ходить — надо особую сноровку иметь. Сможет ли?
— Не осрамишь зачин?
— Буду стараться, маменька. И ты, батя, не тревожься. Веди себе покойно Буланку.
Оська перекрестился на шлемовидные купола сельского храма.
— Не подведи отца, Ванятка.
Сын, следуя примеру отца, поплевал на сухие ладони, взялся за деревянные поручни сохи и тихо произнес:
— С Богом, батя.
Оська взялся левой рукой за узду, ласково прикрикнул на лошадь:
— Но-о-о, Буланка. Пошла, милая!
Лошадь всхрапнула и дернула соху. Наральник[27] острым носком легко вошел в черную землю и вывернул наружу, перевернув на прошлогоднее жнивье (бывший хозяин надела в бега подался) сыроватый пласт.
