, распутство, творить суд и расправу… Одним словом, ведать свой уезд «во всяких государственных и земских делах».
Еще год назад Третьяк Сеитов мог взлететь по служебной лестнице чуть ли не на самый верх. Как-то в Москве его заприметил сам царь Иван Васильевич. Оглядел со всех сторон и молвил:
— Благолеп, зело благолеп…Завтра в опочивальню свою зову. О делах потолкуем… Малюта тебе путь укажет.
Малюта Скуратов сразу смекнул в чем дело, а вот молодой дворянин ничего не понял, хотя и воспылал небывалой радостью: сам великий государь к себе приглашает.
Малюта же (жестокий, но прозорливый палач) отнесся к поручению царя с раздражением: царь подыскивает себе нового прелюбодея, и коль юный красавец согласиться им стать — ожидай в Кремле очередного царского любимца[115]. Но того Малюте не хотелось. Достаточно и Федьки Басманова (сына боярина Алексея Басманова), кой и без того чересчур нос задирает. Но именно Федька и должен оказать помощь начальнику Сыскного приказа.
В тот же день Малюта встретился с Басмановым. Тот, после рассказа Малюты, сразу взбеленился:
— Не хочу того, Григорь Лукьяныч! Своими руками задушу Сеитова!
— Понимаю тебя, Федор. Но коль ты не желаешь, чтобы Третьяк стал прелюбой царя, надо действовать похитрее… Он должен явиться в почивальню государя.
— Совсем не понимаю тебя, Григорь Лукьяныч. Чего ж тут хитрого?
— Выслушай и во всем доверься мне.
Басманов выслушал и хлопнул в ладоши.
— Мудрен же ты, Григорь Лукьяныч!
Малюта немешкотно отправился к дворянину Сеитову.
— Уже царь к себе кличет?
— Завтра к царю явимся, а пока потолкуем с глазу на глаз… Поведаю тебе о государственной тайне, и коль где-нибудь язык высунешь, самолично тебя на кол посажу.
Услышав, по какой надобности он потребовался царю, Третьяк побледнел.
— Хоть сейчас голову руби, но того делать не буду!
— Вот и ладненько. Но царев приказ я обязан исполнить. Я приведу тебя к великому государю. Другого выхода нет. Не таращи глаза. Ты скажешь царю то, что я тебе укажу…
Когда ласковый царь позвал Третьяка на свое ложе, тот, густо покраснев, пролепетал:
— Прости, великий государь… Недосилок я в оном деле. Надо мной даже сенные девки смеются.
— Жаль, — огорчился Иван Васильевич. — И телом ладен, и лицом красен… Облачайся.
Сеутов суетливо облачился и, низко кланяясь, попятился к сводчатым дверям.
Подозрительный царь даже в таком случае не преминул сказать:
— Но ежели услышу, что хоть одна девка от тебя забрюхатела, на сковороде зажарю… Погодь. Чтоб домыслов не было, по какой надобности ты был вызван к государю, посылаю тебя поутру в Разрядный приказ
