Горсей пришел не вдруг. В амбаре он еще более придирчиво осмотрел меха и лосиные шкуры. Некоторые могли попасть с изъяном, и тогда цена на них упадет вдвое. Кому нужен порченый товар? Но мужики постарались: весь товар оказался добротным. Этот Слота — человек не промах — видимо сам сортировал меха и шкуры. Разуметься, наилучшие меха добывались в Сибири: соболи, куницы, черные, красные и белые лисицы, рыси, белки, горностаи и норки. Но Горсей ведал, что и Ярославская земля, утонувшая в дремучих лесах, изобиловала пушным зверем. Правда, местные меха были похуже сибирских, но они имели хорошую цену, их также охотно закупали на торгах. А вот меды оказались отменными, ни в чем не уступающими медам, что добывали за Камнем[64].
Горсей, чтобы не бросаться в глаза, явился в облачении русского торгового человека, — в долгополом темно-зеленом кафтане, подпоясанном рудо-желтым кушаком, и в синих суконных портках, заправленных в сапоги из юфти. В руке — берестяная корзиночка, наполненная пахучими пышными румяными калачами.
— Продай, мил человек. С утра во рту маковой росинки не было, — произнес Слота.
— Сам купил. Домой несу.
— Ну, хоть парочку. Оголодали.
— Бог с вами. Доставай полушку.
Горсей с равнодушным видом глянул по сторонам и протянул Слоте калачи. Тихонько молвил:
— Твои люди честно поработали. Я добавил десять рублей.
— Благодарствуем, мил человек. Все кишки ссохлись.
Горсей, как ни в чем не бывало, зашагал дальше, а Слота хлестнул вожжами лошадь. Выехав с Ильинской площади, Слота разломил калач.
— Здесь, Иванка. Как и договаривались.
Слота сунул кожаный мешочек, набитый серебряными монетами за пазуху, и предложил:
— Стрелку хочу тебе показать, зятек. Лепота! На корабли и Волгу поглазеем.
— Добро, Слота.
Но только выехали на крутояр, как случилось непредвиденное.
Глава 12
АРХИЕПИСКОП РОСТОВСКИЙ И ЯРОСЛАВСКИЙ
Владыка Давыд, отстояв обедню в Успенском соборе ростовского детинца, помышлял, было, идти в свои святительские покои, как на паперть ступил богатого обличья человек в охабне[65].
Незнакомец отвесил архиепископу земной поклон и учтиво молвил:
— Наслышан, владыка, о твоих благих деяниях, угодных всемилостивому Богу. С челобитьем тебе из града Ярославля.
— Кто ты, сын мой?
— Лука Иванов, сын Дурандин.
— Лука Дурандин? — призадумался, было, владыка и тотчас вспомнил. Самый богатый человек Ярославля, именитый купец, гость[66].
— Благослови, владыка.
Архиепископ осенил купца крестным знамением.
