- Но един... два, але дванаще... То, проше пана, за дужо...
Когда майор после такого заявления пришел в себя, когда понял, что дипломатические осложнения маловероятны, к нему вернулось чувство юмора, и теперь он мне объяснял, что пострадавшая вела себя разумно: ничего не можешь поделать, расслабляйся и получай удовольствие.
- Между прочим,— задумчиво добавил майор Спицын, пересказывая мне эту историю, — здесь больше мудрости, чем видится. Ладно, не о том речь. Полька не держит обиду на советскую власть, а это — главное. Звон поднимать не будет. Никакая она, кстати, не жена немецкого офицера. Жил у нее какой-то лейтенант. А было что между ними или не было — не наша забота... Командиру взвода пешей разведки объявили о неполном служебном соответствии...
Майор Спицын Филипп Тимофеевич сидел, откинувшись на спинку скамейки, сняв пилотку. На лысине блестели капельки пота, пот стекал по вискам, он расстегнул ворот гимнастерки. Я дымил трубкой. Трогательная пара.
Бандеровцев майор Спицын определил коротко — фашисты. И методы у них фашистские: польским младенцам разбивают головы о косяк двери.
- Вы это видели, Филипп Тимофеевич?
- Такие вопросы слышать не желаю. Лучше сам мне ответь. Вот ты был в гостях у сидоренковой крали, в этом дворце. Скажи: так живет трудовое крестьянство? Вот тебе их классовая база... Относительно «видел — не видел» разъясняю: не все обязательно видеть своими глазами. Главное — надежные источники информации. Воображаешь, если вы там с Дмитрием Палычем тары-бары себе позволяете, уши развешиваете, это никому не известно? Ладно, ладно, шучу.
От этих шуток мне сделалось не по себе, во рту пересохло. Никаких предосудительных разговоров мы с Дмитрием Павловичем не вели. Однако самый каверзный вопрос — кто же из маленького коллектива редакции и типографии информирует Филиппа Тимофеевича?
Впервые я посмотрел на майора Спицына не как на безобидного графомана, но как на соглядатая, занятого вынюхиванием и подслушиванием, собиранием компромата. Мог бы и раньше об этом подумать. О многом следовало раньше подумать. Не случилось. Сами тому виной. Но и война, утверждавшая в каких-то заблуждениях.
Мы являлись в военкоматы, не дожидаясь повестки. Шли на фронт. На нашу войну. Теперь же безотчетно втягивались в другую войну — необъявленную. Смутно представляя себе неприятеля, не понимая ни закона боевых действий, ни их беззакония. Еще не понимая: необъявленные войны — условие существования советского режима.
