После поездки в Нью-Йорк мать отправили в заведение, предоставлявшее долгосрочный уход, – когда ноги уже срослись и докторам пришлось накачать ее галоперидолом, чтобы снять весь гипс.
Гостиная, где сидели мы с отцом, на удивление мало изменилась с тех пор. Не то чтобы он старался сохранить дом прежним, словно храм своей жене. Он просто ничего не менял. Ему это и в голову не приходило.
– Кто только не звонил и не спрашивал о тебе! – проговорил он. – Я даже подумал, что ты ограбил банк.
Шторы были задернуты. Этот дом был из тех, где, несмотря ни на что, всегда мало света. Как бы ни старался старенький торшер разогнать сумрак.
Отец сидел в своем потрепанном зеленом кресле, прерывисто дыша, и ждал от меня ответа.
– Это было по работе, – сказал я. – Они проверяли биографию.
– Та еще работка, если тебе домой звонят из ФБР.
Сквозь прорези майки просвечивало его тощее тело. Когда-то он был крупным мужчиной. Большим и взрывным, с таким шутки плохи. Теперь его руки исхудали, кожа обвисла. Впавшая грудная клетка ощетинилась ребрами, ремень был затянут по крайней мере на пять дырок, а свободный конец болтался над торчащими костями таза.
Я произнес:
– Я собираюсь уехать из страны.
– Надолго?
– Честно говоря, не знаю.
– Федералы сказали тебе, что я болен?
– Да.
– Может, я не такой уж больной, как они думают. Чувствую себя не очень, но… – он пожал плечами. – Эти врачи ни хрена не знают, а ведут себя как пророки. Хочешь кофе?
– Я могу сам сделать. Наверняка чайник там же, где и раньше?
– Думаешь, я уже так ослаб, что не смогу сделать кофе?
– Этого я не говорил.
– Ради Бога, я все еще могу сварить кофе.
– Не буду тебе мешать.
Он поплелся на кухню. Я встал, чтобы пойти за ним, но в дверях передумал, увидев, как он тайком щедро плеснул из бутылки «Джека Дэниела» в свою чашку. Руки отца дрожали.
Я ждал в гостиной, разглядывая книжные полки. Большинство книг принадлежали моей матери. Она отдавала предпочтение Норе Робертс, «Мостам округа Мэдисон» и бесконечным томам Тим Лахэй. Отец внес свою лепту старыми романами Тома Клэнси и изданиями «Непонятнее самой науки». У меня было много книг, пока я тут жил – я и отличником стал, наверное, из-за страха возвращаться из школы домой, – но свои детективные романы я выставлял отдельно, на полке у себя в комнате, педантично не позволяя Конан Дойлу или Джеймсу Ли Берку перемешиваться с В. С. Эндрюс и Кэтрин Коултер.
Отец вернулся с двумя кружками кофе. Он протянул мне одну с едва различимой надписью на оборотной стороне «Перевозки Кориолиса» – название конторы его последнего нанимателя. Отец управлял этой сетью двадцать три года и по-прежнему получал от них пенсионные чеки. Кофе был горький и жидкий.
