Они говорили о ней, словно о какой-то тайне: я только слышал, как ее упоминали невзначай, но только тогда, когда рядом не было миссис Беа. Иногда они называли ее «дочь Саймона», иногда — «дочь Киры», но лишь на прошлой неделе я услышал ее имя, когда миссис Беа разговаривала по телефону, в то время как я помогал ей двигать мебель. Она стала цветом беленой стены на втором этаже, пока слушала то, что ей говорили. Я волновался, что она может потерять сознание или что-то типа того, но она продолжала вставлять слова между разговором: «да», «нет», «вы уверены?». Наконец, она положила трубку, и подошла к старинному стулу, вокруг которого образовалось облако пыли, когда она на него села.
— Джульетта приезжает, — сказала она таким голосом, как будто кто-то умер. Я думаю, она забыла, что я был там, потому что, когда она, наконец, посмотрела на меня, то удивилась и попросила уйти. И я не в состоянии думать ни о чем другом с тех пор. Ну, за исключением того времени, когда на нас напали на стоянке. Но вы должны согласиться, это отвлекает.
— Она не может быть очень высокой, да? Я имею в виду, посмотри на ее бабушку. Женщина такая маленькая. Она не будет высокой. Верно?
— Конечно, — говорит Дастин.
Я вижу, что ему уже давно всё равно, но я продолжаю говорить.
Это болезнь.
— Но твоя мама маленькая, — я хмурюсь, смотря сам с собой, — но ты похож на небоскреб.
Он пожимает плечами.
— Но она не может быть слишком высокой, да?
— Сорок семь, — говорит он, надежно закрывая свой шкафчик.
— Ноги? Рост?
— Раз, как ты упомянул ее за последние двадцать четыре часа, — говорит Дастин. — Это не поможет определить высокая она или низкая. Да и в любом случае, это не имеет значения.
Я нахмурился, смотря на шкафчик, из которого исчез шоколад. Кому-то надо заплатить за это.
— Конечно, это имеет значение, — говорю я, закрывая шкафчик, и следуя по коридору за Дастином. — Девушки не любят парней, которые ниже их.
— Никогда не слышал, чтобы ты говорил что-то такое.
— Так же как ты никогда не использовал сарказм.
Дастин вздыхает. Его длинная челка скрывает половину выражения его лица, но язык тела все еще понятен.
— Ты всегда шутишь по поводу своего роста.
— Потому что это ве-се-ло, — я растягиваю слово. — И я могу сделать из этого шутку, пока этого не сделал кто-то еще. И это не помогает — всё время стоять рядом с Эмпайр Стэйт Билдингом, — я указываю на него.
— Ладно, хватит. Ты уверен, что она пойдет в нашу школу? Она может пойти в государственную. Ты больше, чем обычно вылезаешь из кожи по этому поводу, хотя ни разу не видел эту девчонку.
