Но она, собрав все силы, разбрасывает в стороны нападающих, стремительно, отбиваясь на ходу, бежит из этого скопища недругов.
— Самка чужая, а муравьи, наверное, потомки безволосой родительницы, — решаем мы. — Посмотрим, что будет со второй нашей пленницей…
Она также напугана неожиданной толпой любопытных собратьев, также пытается бежать, но быстро смиряется, замирает, размахивая длинными усиками, будто просительно поглаживает ими хозяев. А они? Они совсем не такие неприветливые, не хватают за усики, не грызут талию. Им только непременно надо как можно лучше обследовать гостью, узнать, кто она такая. И толпа любопытных не уменьшается.
Вот самый бойкий ощупал со всех сторон незнакомку и, растолкав в стороны тех, кто оказался на его пути, помчался по муравейнику, быстро-быстро размахивая брюшком из стороны в сторону. Это был знакомый мне сигнал: «Самка! На нашем муравейнике появилась самка!»
Еще полчаса волнений, сомнений, толкотни — и гостью, тихую, покорную, поволокли во вход муравейника.
Теперь перед нами задача — узнать, точно ли муравьи этого муравейника — потомки безволосой самки? Но для того чтобы это доказать, надо разрыть жилище, найти родительницу.
— Жаль губить муравейник! — вздыхает мой товарищ.
— Очень жаль! — соглашаюсь я. — Пожалуй, не стоит разрушать, дождемся другого случая.
Счастливый случай сам приходит к нам на помощь. В одном из входов сверкают прозрачные крылья, показывается крылатая самка, за ней — другая. Я хватаю находку, смотрю на нее в лупу.
— Ура! Самка безволосая. Теперь можно не сомневаться.
Не забыть бы набрать муравьев-рабочих и потом, уже зимой, в лаборатории искать различия между рабочими — потомками разных самок и решать, что же это такое — вариации или разные виды?
Довольные, мы выбираемся из колючих зарослей. Бивак оказался удачным.
Проходит несколько лет, и в муравейниках этого вида я встречаю и безволосых и волосатых самок, а иногда и тех и других вместе. Загадка сосуществования самок остается нераскрытой.
Сомнение
После первых жарких весенних дней ветер с севера принес облака и прохладу и чуть пробившаяся зелень приостановила свой рост. Поникли самые первые цветы пустыни — белые с желтым сердечком тюльпанчики и желтый гусиный лук. Иногда сквозь тонкую кисею облаков слабо просвечивало солнце и тогда муравьи, сбившись на жилище кучкой, грелись в его неярких лучах.
Через бинокль я долго осматриваю это сонное скопище. Царит всеобщая апатия. Вот, наконец, в поле зрения нечто, стоящее внимания. В ложбинке между палочек, поникнув головой, лежит муравей. Кончики его ног слегка подергиваются. Будто спит. Неужели нельзя выбрать место поуютнее в подземных камерах? Там, я знаю, сейчас спокойно, тут же спящего постоянно задевают, щупают усиками.
