Голоса за стеной стали громче и она вздрогнула. Отбросила свои книги и притянула ноги к груди, обняв их руками. Насколько плох будет сегодняшний вечер? Она закрыла глаза, но от этого крики стали только отчетливей. Изнеможение просочилось сквозь нее, когда она услышала их спор. Лэнсу нужны были деньги. Опять. У отца не было достаточно денег, чтобы ему дать. Опять. Она ненавидела их голоса, просачивающиеся сквозь стену в ее спальню, от которых в ее животе закручивались узлы.
Она вздрогнула, когда что-то ударило по стене. Осколки разбитого стекла со звоном посыпались на пол. Лэнс. Отец никогда ничем не швырялся, но она могла представить его сжимающим и разжимающим челюсть в попытке удержать свой нрав в узде. За исключением нескольких случайных происшествий много лет назад, ее отец никогда не бил своих детей, но она знала, что ничто не высечено на камне. Она боялась, что однажды Лэнс попадет под отцовский кулак, и она не хотела оказаться в радиусе 10 миль, если такое когда-нибудь случится, даже если Лэнс заслужит это. Она не хотела стать свидетелем реакции Лэнса или увидеть, как ярость превратит ее отца в чужака.
Не желая оставаться поблизости и узнавать, чем закончился сегодняшний спор, она надела туфли, пересекла короткое расстояние до ее личного выхода, и выбежала в ночь. Идти было некуда и она пошла вниз по улице, кидая быстрые взгляды через окна соседей. В одном доме она увидела молодую пару, танцующую посреди кухни. Мужчина наклонился и прошептал что-то женщине в ухо. Женщина запрокинула голову назад и рассмеялась в потолок. Эмма остановилась, наблюдая, как они кружатся в танце, и спросила себя: «Вели ли себя когда-нибудь ее родители, как влюбленная пара?»
Почувствовав вину, шпионя за соседями, она отступила к Лэджерам. В их доме было темно, только фонарь над крыльцом сиял, как маяк в ночи. Она была рада, что Райли не воспитывается в доме, где деньги ограничены и ежедневно вспыхивают ссоры и скандалы. Он заслужил все, что имел: замечательных родителей, деньги, любовь и смех. Она готова пожертвовать чем угодно, чтобы избавить его от такой жизни, как у нее.
Время, проведенное в одиночестве на переднем крыльце Лэджеров, притупило ее беспокойство. Она прислонила голову к высокой спинке плетеного кресла и выдохнула; ее дыхание поплыло вверх струйками пара. Она натянула рукава своего свитера на замерзшие ладони и скрестила руки на груди, чтобы согреться. Даже мерзнуть на переднем крыльце у Лэджеров было все равно лучше, чем находиться дома. Она задалась вопросом: «Ее семья всегда была такой неблагополучной, или это было только естественное последствие ухода "жены-тире-матери"?»
