Старшина Огобаев, мотострелковый батальон: «Настоящий хозяин в свои огород посторонних не пускает. Да будь у меня столько добра, я бы круговую оборону круглые сутки держал, а кто сунется без спроса, горло бы перегрыз! А эти: раздвинули ворота — вали братва! Не знаю, как там с международным положением, по мне французы — больная нация. Чокнутая! Ну так мы их вылечим!»
Ефрейтор Малофеев, Н-ская танковая дивизия: «Прем мы по ихним Елисеям, скрежет, хруст стоит. Я взял направление и жму на газ. Что попадется на пути — извините, а кто может ноги унести — уносите. Ваня Малофеев — человек не злой. Я против этих джинсовых очкариков ничего не имею, только чему их в школах-университетах учили? Видно, плохо учили, не научили, что танк машина казенная и кидать в него камни и бутылки нельзя. За боевую технику я головой перед Родиной отвечаю! Эх, очкарики-джинсики, погуляли вы по Елисеям, повыпендривались на своих Фиатах-Жигулях, а теперь очередь Ване Малофееву гулять. Вдруг сержант командует: „Стоп, машина!“ „Чего, спрашиваю, — Витя, опять какую-нибудь тетку гусеницей зацепил?“ „Да нет, говорит, — не могу больше, глотка пересохла. Вон справа, в магазине, спиртное дают. Сбегай, будь другом!“ Я подрулил к магазинчику, бортом к витрине прислонился, стекло брызнуло. Вылез, залез в магазин, осматриваюсь, соображаю. Ничего знакомого не вижу — ни водки, ни портвейна, один какой-то „Герлен“ на полках, но градус подходящий. Взял я три поллитровых пузырька и честно с корешами поделил. Из горла по пузырьку хлобыстнули. „Герлен“ этот крепок, в самый раз, но вонища — как в парикмахерской, бьет в нос пошибче тройного одеколона. И как французы его пьют? А ведь, говорят, культурные люди…»
Капитан Кузьмин, командир десантного батальона: «Тут они нас прижали, пушки у французов получше, плотно кладут. Мы окопались, лежим — не пикнем. Ихние пулеметы нам макушки бреют. Ну, думаю, будем загорать до темноты. Потом, чувствую, огонь поредел. Я на часы смотрю — ровно полдень. И тогда я говорю батальону… Нет, не про Родину, не про партию — и пусть замполит меня простит, если не так. Я говорю: „Ребята, сейчас у французов обед. Сейчас французы жрут. На первое — ветчину. На второе — жареную курицу. На третье — компот из персиков. Все, говорю, точка, решайте сами“. Батальон без команды поднялся как один человек и так вдарил, что от французов пух и перья полетели…»
Сержант Рашидов, особая дивизия КГБ: «Майор на политзанятиях нас предупреждал: „Опасайтесь провокаций!“ Но этот тип по-русски чешет, правда, с акцентом, вроде моего мол, мир, мол, дружба, мол, он за мировую революцию, и к себе в квартиру тянет. Обещает бутылку выставить, а бутыль, известно, на дороге не валяется. Вошел я в квартиру. Расположился, автомат под рукой. Нас на провокации не возьмешь.
