Генсек французской компартии вызвал у меня двойственное чувство. По своему интеллекту и как теоретик он был чуть выше наших «портретов». Однако как вождь, как трибун, как темпераментный боец он на голову превосходил даже своих коллег. И полемист он был бесподобный. С таким лучше избегать дискуссий.
Не эти его качества меня тревожили. Генсек намечался в Президенты Французской Советской Социалистической Республики. Он будет иметь полноту власти в стране. То, что он справится с внутренними проблемами, я был уверен. Но как он поведет себя по отношению к нам? Сейчас, естественно, он послушен. Наши цели совпадают. Но что будет дальше? Меньше всего мы желали, чтоб Франция стала второй Югославией со вторым маршалом Тито во главе. Тогда уж предпочтительнее оставить все как есть. А Генсек ФКП был сильной личностью и, что б там про него ни говорили, французом во всех смыслах этого слова.
Правда, он знал, что у нас на него досье с разными пикантными подробностями. Раньше, когда он пытался ерепениться, мы кое-что пускали в западную прессу. Например, копию контракта, подписанную Генсеком на заводе Мессершмитта в 1942 году. Хоть и грехи молодости, но вспомнить неприятно. Компартия в то время уже участвовала в Сопротивлении.
Увы, опыт нас научил, что человек, придя к власти, меняется. И, главное, становится менее уязвимым. Уж какие компрометирующие документы мы имели на Мао Цзедуна (расстрел китайских коммунистов, пытки в тюрьмах), но чему это помешало?
Идеальным вариантом было бы заменить Генсека на его посту каким-нибудь молодым революционером-автономистом, люто ненавидящим Францию. Однако это пока не представлялось возможным даже в теории.
Я хочу, чтоб меня поняли правильно. Генсек ФКП был очень значительной фигурой на политической карте, общался по определенным каналам непосредственно с Секретариатом ЦК КПСС и, наверное, не подозревал о моем существовании. Но Секретариат в своих решениях принимал во внимание информацию и рекомендации, которые я поставлял из Парижа. Мне же докладывали чуть ли не каждое слово Генсека (эта служба у нас давно были налажена), и вот что-то меня смущало.
Однажды во время инструктажа в посольстве (обычно я давал предварительные указания, а сам сидел в сторонке инструктаж проводил Белобородов) кто-то из молодых оперативников спросил:
— Если компартия работает на нас, если на нас работает левая пресса, если правая пресса тоже невольно работает на нас, если на нас работают французские капиталисты, интеллектуалы, часть чиновничества и даже часть офицерского состава, то кто же на нас не работает?
