Вот когда показывают красочные кадры, заснятые французскими кинооператорами где-нибудь в военно-тренировочном лагере во Флориде, с комментариями типа: «Инструкторы из ЦРУ готовят наемников для заброса в Никарагуа» — обыватель верит. А какими картинками из советской жизни может попотчевать западное телевидение своего зрителя? Только официальной кинохроникой военного парада на Красной площади.
Однако в Секретариате этого не поймут. Все советские люди, включая членов Политбюро, воспитаны на страхе разоблачения государственных тайн.
Итак, посылать доклад нельзя, не посылать — тем более.
Не заказать ли мне заранее билет в Аэрофлоте?
Позвонил помощник посла и сказал, чтоб я шел на совещание в центральный цокольный зал. Я попытался отбояриться, но мне было объявлено, что присутствие всего руководящего состава посольства строго обязательно.
Я поплелся. В зале действительно собралось все руководство. Посол и секретарь парторганизации сидели в президиуме. Посол зачитал повестку дня:
1) Подготовка к празднованию годовщины Октябрьской революции.
2) Разное.
Я думал, что первый пункт дан для проформы, и в «разном» нам, сообщат нечто веселенькое из Москвы. Не тут-то было! Вот уже целый час секретарь парторганизации заунывно декламировал доклад о задачах нашей парторганизации в свете решений последнего Пленума ЦК КПСС.
Во мне закипало бешенство. С ума они сошли, что ли! У всех работы по горло, а нам читают основы политграмоты, как на профсоюзном собрании швейной фабрики «Красная большевичка».
— Миша, — толкнул я в бок культурного атташе, который, уютно примостившись за спинкой кресла, поглощал французский детектив, — чья это идиотская идея? В посольстве делать нечего?
— Не знаю, — пожал плечами атташе, — это ваши придумали, собрание назначил Белобородов.
Я вконец рассвирепел. С каких это пор сотрудники Комитета исполняют обязанности Агитпропа?
Тут меня тряхнуло. Качнулась люстра. С потолка посыпалась какая-то белая пакость. Звук пришел позже.
Давясь в дверях, все бросились в коридор. Навстречу нам с верхних этажей несся истерический женский крик.
Двенадцать цинковых гробов мы отправили в Москву.
Заряд пробил окно на втором этаже и разорвался в зале общей бухгалтерии, где сидели в основном женщины.
Это было ужасно. Я не хочу вспоминать подробности.
Но мы разрешили снимать французскому телевидению, и еще неделю по всем телепрограммам шли страшные кадры развороченных комнат, лежащих тел, кровавых пятен на стенах, крупные планы раненых.
