Поэтому наши медики, иногда в спешке заполняя карты диспансерного учета, в графе причина болезни лихо писали: «Касьяновский снег».
— Экий снег валит! — тихо говорила Преду наша главврачиха, продлевая ему больничный. — Какое богатство. А какие картины. Замечательно. В нашей Касьяновке делать бы съемочки для фильмов.
— Спасибо… — отвечал польщенный Пред… — Спасибо. А я вот вам валенки фирменные принес, — и дарил ей валенки.
— Спасибо, — чуть смущаясь, благодарила она его и, улыбаясь, продлевала Преду больничный.
— А вы правда с мужем разошлись?.. — немного стесняясь, спрашивал ее Пред.
— Давно уже, я об этом и не вспоминаю, — смеялась главврачиха.
— Великолепно!.. Великолепно… — и, пританцовывая, Пред уходил.
Особо винить председателя за нечищеные дороги было нельзя. Летом народу в Касьяновке не протолкнешься. А зимой с каждой улицы не больше десяточка наскребешь, зимовать в основном остаются пенсионеры, больные да непутевая молодежь. А вся путевая молодежь, по документам прописанная в Касьяновке, зимой уматывает жить кто к кому: кто к брату, кто к свату, к тете или дяде, но не дальше Москвы и не ближе райцентра, только были бы квартиры со всеми удобствами. Ибо по касьяновским сугробам кому охота ходить. Снег над Касьяновкой валит день и ночь. Порой идешь с работы, а перед глазами ни зги. Без примет мигом заплутаешься. Прошлой зимой председатель провалился в глубокий сугроб. Он уже начал замерзать. Он уже шептал: «Прощайте… прощайте…»
Спасла его сельповская продавщица Вера. Спасти она его спасла, но правая стопа у Преда так и осталась на всю жизнь припухлой. Чем он только ее ни грел, чем он только ее ни мазал — все равно она не уменьшалась. А еще была она холодной и порой так распухала, что Пред с трудом натягивал валенки. Если валенок не надевался, он брал в нашей поликлинике больничный, после чего отпивался снежным квасом, ну а потом пропадал у Верки. Только она его понимала и только она его жалела. Ее маленький вздернутый носик, пухленькая родинка-звездочка на левой щеке, да самая что ни на есть моднейшая прическа, в поселке эту прическу называли «копна после сильного ливня», — все это еще более убеждало Преда в том, что красивее Верки нет никого на свете.
Кроме всего, женщина она была оригинальная, не любила, чтобы ей, когда она говорила, перечили, ну а если на нее находило настроение погулять, то гуляла она на широкую ногу, не выходя на работу день, два, а то и неделю. И ничего ей за это не было. Да и что будет, не каждый пойдет в магазин с печным отоплением работать.
