— Эх, друзья, вы мои друзья, — кинулся он к солдатам и заплакал. — Эх, друзья, вы мои друзья. И пусть мы пока нищие, и пусть мы пока плохо живем. Но нет, нет, братцы, мы теперь по миру, братцы, не пойдем!
И, подняв над головой автомат, Гришка ахнул, а за ним ахнули и все остальные. И задымился, закрутился воздух над рейхстагом. А потом под бравые выкрики и своих и чужих солдат запорхал Гришка в воздухе бабочкой, раскидывая в стороны опаленные полы шинели и выказывая из-под порванной гимнастерки испачканный в саже и похожий на детскую соску пупок.
— Генерала качаете? — спросили солдат артиллеристы.
— Выше, — гаркнули хором солдаты.
— Маршала?
— Эх вы, пушкари, — касьяновского Гришку. Вот кого.
И артиллеристы, улыбнувшись и поняв о ком идет речь, бросили пушки и кинулись помогать пехоте качать касьяновского Гришку, у которого звон медалей напоминал звон солдатских ложек, торопливо выбирающих гречневую кашу из котелков. Медали его так сияли, что солнечные зайчики не переставая бегали по заплаканным от радости солдатским лицам.
После в медсанбате Гришку отругали, так как его дырявый глаз можно было бы и спасти, если бы он заместо качанья в воздухе сразу бы обратился к докторам.
— А при чем здесь качанье? — удивился Гришка.
— Да при том, — объясняли те. — Вместе с телом и душой твой глаз так раскачали, что все хрусталики из него повылетали. — И вдруг, всмотревшись в Гришку, медсанбатовцы спросили:
— Парень, погоди… А ты, чай, не касьяновский?..
— Касьяновский, — тихо ответил Гришка.
— Вот те раз… — в растерянности произнесли они.
Оказывается, почти весь медсанбат, во всю глотку выкрикивая: «Да здравствует русская Касьяновка!..», что есть силы подкидывал в воздух около рейхстага этого самого Гришку.
Прошли годы. Умерла от болезни Гришкина жена. Оставшись один, детей у него не было, Гришка отдал свой дом детсаду и стал жить там, где и работал, на ферме. По целым дням пропадал он на скотном дворе, подвозил коровам силос, сено, отчищал от навоза пол. А когда доярки по какой-нибудь причине на работу не выходили, он доил коров.
— Ну а че же тут такого? — смеялся он, если его журили за то, что он занимался бабским делом. — Вы меня, братцы, не больно журите. Самое главное, вы запомните, что если есть на свете молоко — значит, мир побеждает войну.
Доярки любили его и часто вздыхали по нему. Бездетные вдовы, поправив лифы, шептали друг другу:
— Если не был бы наш Гришка старым, можно было бы от него и ребеночка сообразить…
