— Так надо было, мама.
Вечером пришли друзья, снова начались вопросы и расспросы.
— Тетя Таня, если надо чего на стол, мы мигом.
Мама, оживленная, радостная, без того хлопотала у летней плиты, готовила праздничный ужин. Кто-то сбегал домой, принес с полведра свежепойманных карасей, по двору поплыл аппетитный, с детства знакомый запах ухи, приготовленной по-якутски, с молоком и диким луком. Притащили большой, щедро отрубленный от задней части кусок сохатины. На чугунной сковороде шкворчало мясо. Плита летней кухни вместила еще и сковородку для оладий, пышных, крупных, как любил Клим.
Наконец, сели за стол под старой березой, выпили за встречу. Клим лишь пригубил из своей рюмки. Пить до службы он не научился, в доме каждая копейка была на счету. А там, в море, на корабле служба и спиртное были на разных полюсах.
Никто из собравшихся парней не поверил, что их друг Клим, ставший военным моряком, мичманом, еще ни разу не выпил больше рюмки. Они решили, что манерничает, красуется земляк.
— А что тетя Таня, необходимо добавить!
Они — ребята простые, при случае пропустят самогон, бражку, о чем тут же похвастались Климу и матери, а позже доказали свои слова на практике. Кому-то показалось маловато купленного в магазине вина, и он припустил во всю прыть молодых ног вдоль по поселку по одному известному адресу.
Скоро на столе под березой появилась двухлитровая посудина с крепчайшим, выгнанным из сахара и процеженным через уголек первачом. И полилась беседа, и потекли речи одна за другой. Раззадорились земляки, опрокинул Клим вместе с ними. Ударило в голову, потянуло просветить сухопутных людей насчет штормов и южных широт, корабельной жизни и гидроакустического поиска подводных лодок супостата.
Застолье затянулось до рассвета, упоили друзья-товарищи тихоокеанца и лишь, когда заснул он хмельным сном, отправились восвояси, весьма довольные. Летом в Якутии светает рано, долго еще они бродили по улицам поселка, орали пьяными голосами песни, но на работу вышли все, как один.
Утром Клим, ослабевший, с головной тяжелой непривычной болью и сухостью во рту валялся в постели. Страдал. Настроение было прегадкое. Мама уже убралась в комнате, всюду царил привычный порядок. Вычищенная и отутюженная морская форма висела на спинке стула. На лаковом козырьке аккуратно положенной на комод фуражки с крабом сиял солнечный зайчик. Стояла тишина, только где-то на задворках кудахтали куры. Мамы не было.
