Одиль, не сводя с Михала глаз, разглаживала скатерть.
– Утреннюю почту принесли? – спросил Ксавье.
– Да, но ответа с выставки нет. Может, будет днем или вечером. Не беспокойся, твои работы наверняка взяли. А мне пришло письмо из Италии. – Я вынула из кармана блузки конверт с огромной маркой, на которой глуповато улыбалась похожая на Одиль средневековая мадонна. – У нас хотят ненадолго остановиться Ясь с одним швейцарским теологом. Они сейчас знакомятся с Римом, ждут парижской стипендии. Ясь заканчивает третий том «Скуки оргазма».
– Чего? – Ксавье поперхнулся круассаном.
– Научный труд о скуке оргазма, – пояснила я. – Ясь его уже пять лет пишет. Как бы нам тут разместиться? – Я оглядела мастерскую. – Михал на подиуме, ребятам положим большой матрас у окна. Одиль не помещается.
– Она может спать с нами в спальне. Дай, пожалуйста, сахар… Спасибо, Одиль. Она ведь еще ребенок.
– Согласна, Ксавье, она еще ребенок и поэтому отправляется к своим родителям.
Склонившись над тарелками, Михал и Одиль крошили хлеб.
Через неделю пришло долгожданное письмо – две скульптуры из трех приняты на выставку. Прислали письмо и родители Одили – благодарили за заботу о малышке и приглашали нас приехать на Рождество. Третье письмо, от Яся, привез из Рима Томас. Всем привет и жалобы на Фонд культуры, отказавший им в этих несчастных десяти тысячах франков. «Они посоветовали мне изменить название научного труда и пожелали удачи. Я, пожалуй, посвящу им один из своих оргазмов. Томас получил деньги на сравнительное исследование в области теологии. Он вам не помешает. Это обаятельный и тактичный человек, которого интересуют лишь древние еврейские и персидские рукописи. Ему нужно три месяца, чтобы закончить кандидатскую диссертацию», – писал Ясь.
Швейцарец более или менее соответствовал описанию. Для начала он извинился за беспокойство и объяснил, что на гостиницу не хватает денег. Мне как хозяйке он вручил три тысячи франков, вежливо умолчав, предназначается ли эта сумма на оплату жилья или на совместные трапезы. Принялся килограммами таскать в мастерскую книги, причем в отличие от Михала не разбрасывал повсюду свои записи. Ценные рукописи раскладывал на постели за китайской ширмой, а себе стелил на матрасе.
– Мне так удобнее, – уверял он. – Если я просыпаюсь ночью и хочу что-нибудь проверить, не приходится лезть под кровать и рыться в бумагах. Я просто зажигаю фонарик и сразу нахожу что надо.
Томас приучил нас к итальянской кухне. На ужин он готовил la pasta italiana.
