Опять эта осторожность, на которой тут все построено. Все всего боятся каждого шороха, каждую тень.
А разве я лучше была, убежав из своего дома? Сама-то ходила, пряталась по углам и брошенным домам.
Я встряхнула головой, прогоняя противные мысли.
— Да, ты прав. Что может случиться в заброшенном секторе? Все нормально, — я старалась взять себя в руки. Ну, или дать понять Алексу, что все нормально, что нутро не вопит от ужаса, что это наш последний совместный обед.
— Перестань, Ребекка, все будет хорошо, ты главное дождись меня, — он коснулся рукой моей щеки. Тепло его ладони. Тепло его слов и взгляда.
— Да, как скажешь. Хотя сдается мне, что это не от меня зависит.
— Гретта знает, что делает. Я уверен, она хороший врач.
— Хороший врач, который не даст мне помереть до твоего прихода, = закончила я фразу.
После обеда я считала буквально каждую минуту, прислушиваясь к шагам за дверью. Вот-вот зайдет Уолтер и заберет Алекса с собой, оставив меня наедине со своими страхами и болезнью. Но я справлюсь, мне ведь даже не надо особо напрягаться: просто ждать Алекса все время, что они будут искать мне лекарство. Проще простого.
Я справлюсь.
И не такое проходили.
В дверь постучали, а я подскочила на месте от неожиданности.
— Алекс? Ты готов?
Уолтер зашел, экипированный всем, чем только возможно: оружие, висящее наперевес через плечо, два пистолета за поясом, прикрученный к походному рюкзаку спальный мешок, фонарь на веревке.
ТАК в заброшенный район не ходят. Кого стоит там опасаться?
Настолько ли хороша эта идея?
Паника, до этого маленькой червоточиной пожиравшая меня все утро, разрослась на всю душу, поглотив целиком. Дышать стало сложнее, а перед глазами забегали темные пятнышки.
— Да, я готов, дай мне только минуту? — Алекс кивнул на меня, давая понять, какого рода минута ему необходима.
— Хорошо, жду тебя снаружи.
Алекс подошел и поднял руками мое лицо, заставляя смотреть в глаза. А мне так понравилось рассматривать старый паркет.
— Ребекка, перестань изводить себя уже, в конце концов. У нас есть оружие, еда, припасы, мы не пропадем.
Я еще ни разу после той заправки не отпускала Алекса от себя на такой большой срок. Пять дней, казалось бы, мелочь какая. Но в мире, где каждый день может быть последним, пять дней — это огромный срок.
— Да, я знаю, я просто, — я закусила губу, стараясь не разреветься.
Опять начинается! Я опять расклеиваюсь, как сентиментальная школьница! Сколько можно реветь? Когда-то я должна привыкнуть ко всему этому?
