Заметив его, хозяйка булочной сделала знак рукой и вынесла ему пончик.
– Любезный ты мой, – сказала она, – мне бы твою энергию.
– Мадам, – изрек он в ответ, впиваясь зубами в пончик и благодарно кланяясь, – только примат разума над материей позволяет мне петь! – Он поцеловал ей ручку. – Всего наилучшего.
Пьетро приподнял свою тирольскую шляпу, выкинул замысловатое коленце – и рухнул как подкошенный.
– Вам бы на пару дней в больницу.
– Нет. Я в сознании, а держать меня в больнице против моей воли никто не имеет права, – заявил Пьетро. – Мне нужно домой. Меня ждут люди.
– Дело ваше, – сказал фельдшер «скорой помощи».
Пьетро достал из кармана кипу газетных вырезок.
– Взгляните. Это я в суде, вместе с моими питомцами. А собаки-то мои где? – вскричал он, внезапно спохватившись и затравленно озираясь по сторонам.
– Здесь.
Из-под койки слышался шорох и собачий вой. Когда фельдшер проводил рукой по груди Пьетро, на него каждый раз пикировали попугаи, больно тюкая клювами.
Врач просмотрел вырезки.
– Тихо, тихо, все в порядке.
– Я пел для судьи, и никто не заткнул мне рот! – похвалился Пьетро, не открывая глаз.
Он получал удовольствие от поездки на санитарном транспорте, от шума двигателя и хорошей скорости. Голова его слегка подергивалась. На лице выступила испарина, отчего размазался грим, а по вискам ручьями потекла сажа, и оказалось, что брови у него совсем седые. Под румянами обнажилась бледность щек. Фельдшер промокнул ему лицо ватным тампоном.
– Приехали! – сообщил водитель.
– Который час? – Когда дверь кареты «скорой помощи» распахнулась, Пьетро взял фельдшера за руку и посмотрел на его золотые часы. – Полшестого! Времени в обрез, они вот-вот заявятся!
– Вы только не волнуйтесь, хорошо? – На скользком тротуаре перед лавкой врач поддержал его за локоть.
– Хорошо, хорошо, – сказал Пьетро и подмигнул, а потом ущипнул врача за руку. – Благодарю вас.
Как только «скорая» уехала, он отпер «Ясли» и погрузился в теплый звериный запах. Оставшиеся дома собаки, заросшие густой шерстью, бросились его лизать. Тут же появились гуси: они толкались, трубили, как автомобильные клаксоны, и яростно щипали его за икры, пока он не заплясал от боли.
Он выглянул на опустевшую улицу. Да, уже с минуты на минуту. Он снял с жердочки пару неразлучников. Вышел на задний двор и прокричал поверх забора:
– Миссис Гутьеррес!
Когда она замаячила в лунном свете, он опустил попугайчиков в ее пухлые руки.
– Это вам, миссис Гутьеррес!
