- Не хочу. Давай сам. Я посижу на берегу.
Он не стал меня уговаривать. Переоделся возле машины и сразу побежал в воду, через пару шагов занырнул секунд на пять, а потом обозначил свое появление гораздо дальше, тряся мокрой головой над поверхностью.
Я сидел на песке и не мог не смотреть на него. Точнее, я впервые смотрел на него через сегодняшний фильтр, а не позавчерашний. Еще точнее, я смотрел на себя, смотрящего на него.
И видел, что улыбаюсь. Всегда улыбаюсь, если улыбается он. Так, наверное, повелось с самого начала, просто я это заметил впервые. Видел, что я не хочу смотреть в его сторону, когда он выходит из воды. И испытываю непонятный, до мурашек неприятный, ужас, когда с его волос на меня попадают капли. А он будто специально трясет своей башкой. И еще я видел, что мне впервые не о чем с ним говорить.
Сашка немного подсох под вечерним солнцем, а потом снова пошел к машине, чтобы одеться. И после этого уселся рядом.
- Никит, что не так? - спросил он, и я только сейчас отметил, что наше молчание, действительно, затянулось слишком надолго.
- Ничего, все в порядке, - соврал я равнодушно.
- Никит, что случилось? - на этот раз он удосужился перефразировать вопрос, с чем раньше не заморачивался.
- Ничего не случилось.
- Никит, - он тронул меня за плечо, заставляя повернуться к нему. Я просто посмотрел ему в глаза. Да, они такие же серые, как обычно. И нет, он не улыбается, как обычно. Вспомнился тот момент, когда я хотел этого до такой степени, что был готов взвыть, а сейчас вызвало только раздражение. Какую-то пульсирующую злость, заставившую меня вскочить.
- Ничего не случилось! Отъебись уже! - я зачем-то это сказал слишком громко.
Он тоже поднялся на ноги и ошарашил:
- Не веди себя так по-женски, Никит.
Вот это самое «по-женски», наверное, и остудило мою злость.
- Извини. Просто настроение плохое. С Машей никак не клеится и с родителями как-то теперь напряженно...
- Но дело не в этом, - закончил он за меня.
- Поехали домой? - я нашел в себе силы снова посмотреть на него и улыбнуться.
- Нет. Сейчас мы никуда не поедем. Ты успокоишься, и мы поговорим. Все.
Раздражение накатило новой волной:
- Ну, тогда я пошел пешком. Оставайся тут, если хочешь.
- Нет. А если попытаешься, то я сломаю тебе ногу. И потом мы поговорим. Все.
Это звучало до такой степени абсурдно, что я не удержался от смешка. Он улыбнулся в ответ и снова уселся на песок, скрестив ноги по-турецки. Я достал сигарету и подкурил. Через несколько затяжек тоже вернулся на свое место.
