Как бы ни сложились обстоятельства, даже если он потеряет свою собственную жизнь, рейнджер не собирался рисковать жизнью брата и сестры, — он намерен доставить Ника в руки правосудия.
Теперь она тоже его пленница. Рейнджер никогда не забудет и не простит ей предательства. Она помнила его рассказ о другой женщине-пленнице, и охвативший ее холод превратился в обжигающий лед.
Она почувствовала, как тело Ника чуть расслабилось, и снова повернулась к рейнджеру. Его нагая грудь была теперь залита кровью, как и его штаны, в руках он держал пулю. Но он не дал ей возможности вздохнуть с облегчением. Сунув нож в огонь, он подождал, пока тот раскалится, прижал его к ране на несколько секунд, прежде чем уронил к ногам, и тело его напряглось так сильно, что, казалось, вросло в дерево. Она заметила, как ладони его сжались в кулаки в мучительном преодолении боли.
И тут девушка ощутила, как реагирует тело Ника: словно подвергшийся зверскому насилию, Ник отшатнулся от чего-то невидимого, и дыхание его стало коротким и прерывистым. «Боже мой», — заикаясь прошептал он.
Лори смахнула влагу со щек свободной рукой. Она чувствовала головокружение и тошноту от происходящего, потому что знала, что она тому причиной. Ей хотелось подойти к рейнджеру, прикоснуться к нему и хоть как-то облегчить его страдания, но она не могла решиться и знала, что никогда не забудет этот день, этот час и эти ужасные минуты.
Она пыталась бороться со слезами, с беспомощностью и гневом на самое себя. Сапог Ника врос в землю на несколько дюймов, и сам он, казалось, забыл о ее присутствии. Она знала, что он испытывает страшную боль. Причина этого осталась для нее загадкой, но она ощущала его дрожь.
Ее взор вернулся к Дэвису. Нож рядом с ним уже потемнел, запах горелой плоти разнесся в воздухе. Глаза его были закрыты, а тело успокоилось: он потерял сознание. Она даже помыслить не могла, что будет с ней, если он не очнется.
Неожиданная, жгучая и необъяснимая боль пронзила плечо Ника, и он вонзил каблук в землю. Его плечо болело и раньше, и он приписывал это нескольким падениям, но эта боль, неумолимо усиливающаяся по мере продвижения ножа Моргана, была чем-то совершенно иным. Он едва сдерживал стоны.
Как и у Моргана, пальцы его сложились жесткими узлами, как бы борясь с болью и с помутнением разума. Но вот Морган потерял сознание, и, казалось, боль отпустила Ника. Он не понял происшедшего. В прошлом он редко ощущал неожиданную боль или дискомфорт без очевидной причины. Но сейчас это выглядело чертовски странным совпадением.
