Вскоре наши офицеры встретили друзей и приятелей по выпускам среди ахтырских гусар. Час-два спустя уже играли трубачи, песенники, подносились «чарочки». Все были веселы, все были рады встрече, и могло бы показаться, что никто не думал о той бойне, которая происходила в 6—7 верстах, если бы не раскаты сотен орудий, поминутно напоминавшие, что не сегодня-завтра и мы, возможно, будем призваны принять участие в общем кровавом пире войны.
Так простояли мы дня два-три. 12-я кавалерийская дивизия неожиданно снялась и куда-то ушла. Заговорили упорно о возможном на днях общем наступлении гвардии на Ковель. Вечером, после молитвы, перед эскадронами был прочитан исторический и редко-красивый приказ командующего войсками гвардии генерала Безобразова, начинающийся словами: «В день равноапостольного князя Владимира...», ставящего задачей гвардии, форсируя Стоходские болота, занять Ковель. Кавалерии предписывалось конными атаками и охватами флангов развивать достигнутый пехотой успех. Все сознавали важность момента; настроение было бодрое, молодежь радовалась, мечтая о красивых кавалерийских рейдах и атаках.
С рассветом 15 июля началась сильнейшая артиллерийская подготовка. Наша дивизия стояла поседланная, ожидая каких-то дальнейших приказаний. 2-й эскадрон лейб-драгун, стоя на лесной просеке, наблюдал воздушный бой двух аэропланов. Немецкий аэроплан, сделав в воздухе что-то вроде мертвой петли, очутился над хвостом русского аппарата, который стал медленно опускаться. В дальнейшем мы узнали, что на снизившемся аппарате оказалось тело убитого в воздушном бою нашего офицера полка, штабс-ротмистра Гринева.
От эскадрона был потребован офицерский разъезд[5] для связи с боевыми участками наступающей гвардейской пехоты. Получив приказание, я на рысях двинулся в указанном мне направлении. Проехав две-три версты и минуя несколько тяжелых батарей, расположенных у дороги в высокой ржи, я попал в глубокую ложбину, рассчитывая скрыться от беспрерывно взлетавших кругом земляных столбов и оглушительного завывания рвущихся шрапнелей. В обе стороны по дну ложбины галопом носились зарядные ящики, тут же вплотную стояло несколько легких батарей и санитарные повозки. Воздух содрогался от беспрерывного беглого огня артиллерии. Яркий солнечный день, казалось, заволакивало каким-то черным туманом. Словно молнии, мелькали огненные языки рвущихся тяжелых снарядов. Воздух пропитан был горелым порохом. Лошади вздрагивали от близких разрывов и то и дело останавливались, требуя энергичного посыла шпор.
