Она говорила, что танцевать лучше, чем просто ходить по галерее, для этого и танцплощадку здесь организовали! Так чё — тряхнём молодостью, отче?
— Мы с тобой… — Флавиан глотнул целебной воды, — походим по галерее… — глоток, — потом, немного погодя… — глоток, — походим и встряхнём клетки…
— Ну, как благословишь! — вздохнул я. — А то бы сейчас твист какой-нибудь выдали или брейк-данс, на зависть этому пенсионному кордебалету…
— Обрати внимание, Лёша, вон на ту пару, с правого краю площадки, — Флавиан движением глаз указал мне направление. — Вероятно, это мать и сын!
Я проследил за направлением его взгляда и увидел среди танцующих пару, которая привлекла внимание моего батюшки и друга. Пара действительно была примечательна.
Она состояла из высокого, с обильной проседью в коротко стриженных волосах мужчины лет пятидесяти с небольшим, в черных, явно не новых брюках и в сине-бежевой синтетической ветровке, а также пожилой женщины, ниже его на голову ростом и возрастом глубоко за семьдесят, в тёмных брюках и однотонной коричневой длинной куртке из непромокаемой плащёвки.
Взявшись за руки, эта пара не в такт перетаптывалась на краю импровизированной танцевальной площадки, выгороженной синими, красными и зелёными полулавочками в углу прогулочного променада.
Мужчина был явно болен чем-то вроде олигофрении — бессмысленный взгляд, скованные движения, приоткрытый рот с периодически капающей из него на куртку слюной — вероятно, его слабоумие было врождённым, судя по характерным для таких патологий чертам лица — Дмитрий Илларионович в своё время достаточно просветил меня в плане психиатрического ликбеза.
Слюнявый рот больного улыбался — видно, задорные танцевальные мелодии отзывались в его слабом сознании какими-то положительными эмоциями, а присутствие рядом державшей его за руки матери, поддерживавшей его в младенческом топтании с ножки на ножку, придавало ему ощущения защищённости и уверенности.
А сама мать…
Как она на него смотрела! Какой дивный свет беззаветной любви освещал её исстрадавшееся морщинистое лицо! Сколько же ей пришлось пережить со своим ненаглядным больным мальчиком за все его — похоже, чудом прожитые — пятьдесят с чем-нибудь лет!
Сколько в лице этой простоватой итальянской старушки отражалось материнской любви и страдания, сколько боли от осознания скорого с ним расставания в этой земной жизни, расставания с ясным представлением той участи, которая ожидает её дорогого сыночка после её кончины!
