Флавиан. Армагеддон | страница 47
Когда при императоре Константине гонения на христиан в Римской империи закончились, тела многих мучеников были изъяты из погребальных ниш в катакомбах и перенесены в строящиеся наверху христианские храмы для всеобщего почитания и поклонения их исповедническому подвигу. Но немалое количество погребений так и остались пребывать нетронутыми, в ожидании гласа трубы архангельской во Второе и Славное Пришествие Господа нашего Иисуса Христа.
Проход повернул направо, затем налево и ещё раз направо, количество нераспечатанных погребальных ниш в стенах значительно увеличилось.
Ещё один поворот, и прямо передо мной оказались ступени лестницы, ведущей вниз — там был также виден свет, хотя электрический провод, соединяющий освещавшие коридор светильники, заканчивался прямо у меня над головой.
Я вспомнил прочитанный ещё в самолёте текст статьи о катакомбах Каллиста из путеводителя по Риму и его древностям. В нем говорилось, что для посещений открыт только средний — второй уровень катакомб, и то не полностью. Нижний — третий, самый разветвлённый и протяжённый по длине коридоров вследствие малой изученности и негарантированной безопасности открыт даже не для всех исследователей.
Неужели эти ступени ведут именно туда? Но почему тогда там виден свет? Во мне боролись подкреплённое доводами рассудка чувство самосохранения и мой природный авантюризм, значительно усиленный неизжитым мальчишеским любопытством: «а что там?». Второе победило…
Я решил, что — ну, только спущусь и немножечко посмотрю: вдруг это Флавиан с падре осматривают там что-то-ну-очень-интересное!
И я спустился!
Первое, что я увидел на нижней площадке, сойдя со ступеней, были три галереи, веером расходящиеся в стороны от того места, где я стоял. Свет струился из средней, две боковые уходили в темноту. Источника света не было видно, так как средняя галерея уже через несколько метров от площадки делала правый поворот.
Я, осенив себя крестным знамением, пошёл на свет и, завернув за поворот, увидел висящий на вбитом в стену металлическом крюке большой потемневший бронзовый сосуд с маленьким, словно у китайского чайничка, носиком, из которого торчал довольно толстый фитиль, горевший ровным пламенем и освещавший значительное пространство вокруг. Пахло разогретым оливковым маслом!
«Однако! Как у них тут всё сделано «аутентичненько», — подумал я, разглядывая отдающий глубокой древностью светильник. — Наверное, здесь какая-нибудь эксклюзивная экспозиция для VIP-персон, не рассчитанная па миллионные толпы туристов, топчущих катакомбы этажом выше! Вот куда падре Стефано моего батюшку привёл! Уважает, однако!».