Повисла минутная тишина. Все переглядывались. Джон думал: «Здорово. На обложке журнала крупный заголовок: «Джон сочинил новую гитарную вещь! Это просто столп духа!» Да уж». Уолтер подумал и выдал:
— Скажите, леди Арталиэн, уже второй раз за сегодняшний день я слышу это «мы — вы». Как будто Совет успел за один день своего существования разделиться на какие-то группировки, как будто мы не единая структура, а так, мелкие группки. Такое обычно бывает к закату, а нам не к лицу, у нас восход, так сказать!
— Милый Уолтер! — улыбнулась Арталиэн, — ну почему ты сегодня так подозрителен? Мы с Анной находимся рядом, вот и родилась у нас эта идея во время чаепития. Подумай о том, что лучше ведь хоть какая-нибудь идея, чем полное отсутствие идей у всех! А неудачную идею можно потом отбросить. Ведь если тебе не нравится эта идея о журнале, ты можешь сейчас же это высказать! И мы всё обсудим.
— Да нет, меня очень даже заинтересовала эта идея. Но, право, я в растерянности. Что же конкретно будет в журнале? У меня есть несколько сочинений, но они — музыкальные, их же не поместишь туда.
— У меня то же самое, — подал голос Джон, — есть пара сочинений на гитаре. И больше пока нет. Конечно, у всех нас есть мысли. Но одно дело высказывать их тут, в частной обстановке, и совсем другое — знать, что их будут читать многие люди. Тут нужен талант красноречия, дар убеждения. Ведь мы будем затрагивать области весьма тонкие…
— Ты прав, Джон. — Анна встала и медленно пошла делать круг по комнате. В полумраке казалось, что это плывёт по волнам морским грациозный эльфийский корабль с изогнутым носом в форме лебединой шеи. — Мы будем писать о том, что представляет для нас первичные ценности. И даже если он выйдет за рамки нашего маленького Союза — почему мы должны что-то менять?
— Тот язык и те ценности, о которых вы говорите, леди Лютиэн, могут быть понятны далеко не всем. В контексте того, что все мы страстно желаем — изменения мира, нам нужно подумать о доступности его широким массам. Иначе мы ни до кого не достучимся, проще говоря, — и Джон вопросительно оглядел Совет.
— Джон, — дядя Чарльз тоже встал, — я думаю немного преждевременно говорить о его доступности массам. Мы же, в первую очередь, сейчас планируем его выпуск для себя, для своего круга.
— А я вообще думаю, — влез Уолтер, — что никакая доступность не нужна. Никаких компромиссов с обществом и его приспешниками — журналистами! Человека можно изменить только до двадцати лет, и нечего рассчитывать на тех, кто старше, они все прозомбировались и засохли уже.
