Колонизация Новороссийского края и первые шаги его по пути культуры | страница 36



.

Нельзя не заметить, что при устройстве Николаева Потемкин действовал несколько иначе, чем при постройке Екатеринослава и Херсона. Здесь меньше желания произвести эффект, больше выполнимых, практичных проектов; есть даже желание устраивать кое-что «без затей». Потемкин, очевидно, разочаровался в Херсоне; по крайней мере, он, как мы видели, убедился в нездоровом климате занятой им местности. Впрочем, и во время строения Николаева погибло немало народа, и это обстоятельство сильно огорчало светлейшего. «А теперь только скажу, – пишет он в одном письме, – о числе умерших, которых не могло бы больше и в чуму пропасть. Что прибыли доставать людей, ежели их морят, как нарочно. Вам бы надлежало мне доносить правду. А я не знаю, как вам не совестно скрывать от меня истину. Я определял людей к работе, да и еще и с заплатою, а из сего сделали каторгу. И по несчастью, как везде мое имя, то они могут думать, что я тиран, а вместо того мучают другие, а потакаете вы»[121]. Из этого документа видно, что работы были очень тяжелы, если сам Потемкин называет их каторгой и тиранством. Не обходилось дело и без хищений казенных денег. «Пора отстать, – пишет Потемкин, – от мошенников подрядчиков, кои истощили суммы и все недостатками подчивали. Чрез них разворовано много»[122].

Далеко не все предположения и предначертания Потемкина относительно Николаева осуществились: многое, по смерти его, было оставлено втуне; его преемник Зубов вовсе не желал продолжать начинаний своего предместника, а хотел, в свою очередь, оставить намять о своей деятельности в новом городе Вознесенске. Но, несмотря на это неблагоприятное обстоятельство, Николаев не захирел, подобно Екатеринославу, а стал развиваться и даже конкурировать с Херсоном. Об его росте свидетельствуют следующие факты.

В 1788 году[123] николаевскую верфь посетил немецкий врач Дримпельман, который оставил любопытное описание ее. «Как сильно я был удивлен, – говорит он, – когда извозчик, которого я подрядил из Елисаветграда, вдруг остановился и, хотя я не видел ничего, кроме отдельных хижин из тростника и часовых, объявил мне, что тут и есть Николаев… Ближайшее осведомление у часовых показало, что слова извозчика были справедливы и что я действительно нахожусь в самом Николаеве». Описав посещение свое Богоявленска, Дримпельман рассказывает дальше следующее: «Доселе ни одно человеческое существо не могло жить в этом месте, где в несколько месяцев возник город, который уже в первые годы своего существования обещал счастливое процветание и где теперь селятся люди всех стран. Вокруг все было пусто. Единственные живые существа, которых здесь можно было встретить, были змеи. Хотя укус их и не опасен, однако они были неприятны и страшны для людей тем, что проникали в жилища, плохо построенные из тростника и досок. В нашу тростниковую хижину, в которой нам пришлось провести первую ночь по приезде в Николаев, наползло множество этих гадин. Хотя мы из предосторожности устроили постель на четырех высоких кольях, но это нисколько не помогло: змеи поднимались вверх и, почуяв людей, с отвратительным шипеньем переползали через нас на другую сторону кровати и уходили. Постройка нового города шла вперед с изумительною быстротой: в тот год, когда я жил здесь, выстроено было более 150 домов. Лес и другие строительные материалы доставлялись в изобилии на казенный счет по Бугу и продавались весьма дешево как чиновникам, так и другим лицам, желавшим здесь поселиться. Только каждый строившийся обязан был строго сообразоваться с планом, по которому город постепенно должен был возникать. Число жителей, собравшихся из разных частей государства, доходило в 1789 году, когда я покинул Николаев, до двух с половиной тысяч»